— Да. Тогда для меня еще не пришло время увидеть Иорсалем.
— Пошли сейчас. Мы будем идти вместе, Наблюдатель, и разговаривать о временах ушедших и грядущих, я помогу тебе проводить Наблюдения, а ты поможешь мне общаться с Провидением. Ну, как, согласен?
Это было очень заманчиво. Перед моими глазами возник образ Золотого Иорсалема, священные здания и храмы, центр возрождения, где старики становились молодыми, шпили и башни.
В этот момент мне захотелось уйти из Рама и отправиться с Пилигримом в Иорсалем, хотя я обычно своих решений не меняю.
Я сказал:
— А мои попутчики…
— Оставь их. Мне запрещено путешествовать с бессоюзными, и я не хочу странствовать с женщиной. Ты и я отправимся в Иорсалем вдвоем.
Эвлуэла, которая стояла рядом со мной и, нахмурившись, слушала эту беседу, бросила вдруг на меня взгляд, полный ужаса.
— Я не брошу их, — сказал я.
— Тогда я пойду в Иорсалем один, — сказал Пилигрим. Он протянул мне из-под плаща худощавую руку с длинными, белыми и твердыми пальцами. Я почтительно дотронулся до их кончиков и Пилигрим сказал:
— Да хранит тебя Господь, Наблюдатель. Когда ты доберешься до Иорсалема, разыщи меня.
И не говоря больше ни слова, он побрел по дороге.
Гормон сказал, обращаясь ко мне:
— Ты бы хотел пойти с ним, ведь правда?
— Я подумал об этом.
— А что есть такого в Иорсалеме, чего нет здесь? Священный город? Но ведь и Рам тоже священный. И потом здесь ты сможешь хоть немного отдохнуть. Ты не в форме, и тебе будет трудно опять пуститься в дорогу.
— Возможно, ты и прав, — согласился я, и из последних сил побрел к воротам, ведущим в Рам.
Чьи-то внимательные глаза смотрели на нас через отверстие в стене. Когда мы уже проходили через середину ворот, толстый Часовой с рябым лицом и отвисшей челюстью остановил нас и спросил, зачем мы идем в Рам. Я объяснил, к какому союзу я принадлежу и зачем направляюсь в Рам, и он презрительно фыркнул.
— Отправляйся в какое-нибудь другое место, Наблюдатель. Нам здесь нужны только полезные люди.
— Наблюдение — это нужная работа, — сказал я.
— Конечно, конечно. — Он взглянул на Эвлуэлу. — А это кто? Ведь Наблюдатели дают обед безбрачия, так ведь?
— Она всего лишь моя попутчица.
Часовой грубо захохотал.
— Готов спорить, что ты-то в этих местах странствуешь частенько, чего не скажешь о ней. Сколько ей? Тринадцать, четырнадцать? Подойди сюда, детка. Проверю, нет ли у тебя контрабанды.
Он быстро обшарил ее руками, взгляд его напрягся, когда он нащупал ее грудь, и брови удивленно поднялись, когда он натолкнулся на два холмика ее крыльев под лопатками.
— А это что такое? Что это? И сзади больше, чем спереди! Ты что, Воздухоплавательница? Грязная это история — Воздухоплавательница спит со стариком. — Он ухмыльнулся и опять опустил руки на Эвлуэлу, но так, что Гормон, объятый гневом, рванулся вперед, а в его огненных глазах мелькнуло желание убить.
Я вовремя остановил его, схватив за руку, и потянул назад из всех моих сил, опасаясь, как бы он не разрушил все наши надежды, напав на Часового. Он почти перевернул меня. А потом успокоился и холодным взглядом наблюдал, как толстяк заканчивает проверку Эвлуэлы «на контрабанду».
А тем временем раздосадованный Часовой повернулся к Гормону:
— Ну, а ты что за птица?
— Бессоюзный, ваша милость, — резко ответил Гормон. — Бедный и никудышный продукт тератогенеза и тем не менее свободный человек, который хочет войти в Рам.
— А нам что, нужны уроды?
— Я мало ем и много работаю.
— Ты бы работал еще больше, если бы был ньютером, — сказал Часовой.
Гормон посмотрел на него:
— Можно нам войти?
— Минуту. — Часовой натянул шлем мыслепередачи и прикрыл глаза, пока передавал сообщение в отсек памяти. Лицо его напряглось от усилия, потом мышцы расслабились и несколько мгновений спустя он получил ответ. Нам ничего не было слышно, но у него был такой разочарованный вид, что стало ясно: причин, по которым нам можно было бы отказать, не нашлось.
— Входите, — сказал он. — Все трое. Быстро!
Мы прошли ворота.
Гормон сказал:
— Я чуть не разорвал его пополам.
— И к исходу дня из тебя бы сделали ньютера. Немного терпения, и мы войдем в Рам.
— Но он так обращался с ней!
— Ты как-то очень уж откровенно предъявляешь права на Эвлуэлу, — сказал я. — Помни, что она Воздухоплавательница и никто из бессоюзных не имеет права обладать ею.