Выбрать главу

Джон Ричард прикорнул снова.

Послышалась приятная трель. Включился канал связи. Выдвижной экран на спинке переднего сиденья показал: самолет приближается к западному побережью США, местное время – два часа дня. В начале и конце салона роботы втолкнули в проход между сиденьями тележки и принялись раздавать кофе. Кэмпбелл взглянул в иллюминатор и увидел на поверхности океана белые полосы, будто следы от комет. Из-за волн вода напоминала гофрированную жесть.

Ноги болели. Джон Ричард встал, извинившись, пролез мимо двух соседей и направился к туалету посреди салона. Когда вернулся, робот с тележкой был уже в двух рядах от него. Джон Ричард быстро сел на место.

Тележка остановилась и зафиксировалась, робот замер. Голова овальная, в глазах выпуклые линзы, решетка динамика в виде улыбающегося рта. Торс смутно женственных пропорций, перемычка талии, словно мехи аккордеона, под ним – конус, напоминающий длинную юбку.

– Пожалуйста, черный и без сахара, – попросил Кэмпбелл.

Рука машины вытянулась – телу при этом наклоняться не пришлось – и передала маленький поднос с заказанным кофе, соком киви и плиткой мюсли.

– Спасибо! – поблагодарил Джон.

– Пожалуйста! – откликнулся робот.

Соседка, женщина средних лет, лишь буркнула: «С молоком, два сахара!» И молча взяла поднос.

– Нет причины их благодарить, – сказала она, когда тележка поехала дальше. – Они не умнее банкоматов.

Кэмпбелл разорвал обертку своей плитки и улыбнулся женщине, ответив:

– Я и банкоматам говорю спасибо.

Над Лос-Анджелесом он снова включил комментарии, напряженно всматриваясь в изуродованную землю за окном: черная равнина, серые ленты шоссе, вместо города – едва заметная сеть пунктирных линий на поверхности, следы улиц.

– …Тогда силы христиан ударили в ответ боеголовкой в десять килотонн, – бубнил робот.

Разозлившись, Джон Ричард отключил комментарий и откинулся на спинку сиденья. Соседка, которая подалась вперед, чтобы глянуть в иллюминатор, спросила раздраженно:

– В чем дело?

– Называть мятежников «силами христиан»… – Он скривился. – Столько же христиан воевало и на стороне правительства.

Он покачал головой и виновато улыбнулся.

– Такой у меня пунктик.

– М-да, но нас, в Новой Зеландии, не правительство доставало с тех пор, – сообщила женщина, складывая обрывок упаковки от завтрака и выковыривая зернышко, застрявшее между широкими передними зубами. – Нас довели гребаные христиане.

– Я сам – гре… то есть ревностный христианин, – укоризненно заметил задетый Джон.

– Ну вы, молодой человек, и глупый.

Женщина потыкала языком между зубами, всосала найденный клочок пищи и сглотнула.

– Знаете, когда мне было как вам, я тоже хаживала в церковь. Она была у нас вся деревянная, небольшая, с резьбой, ну как у маори, если понимаете. И явились эти христиане из Америки и принялись орать на нас: мол, мы язычники, построили капище, как у дикарей. Я и подумала: а катитесь вы! Прошла мимо их пикетов к ближайшему дереву каури, чтоб подумать о моих предках, да и не вернулась больше.

– Мне очень жаль, что так произошло. Многие из этих беженцев из Америки – не настоящие христиане. Но даже и настоящие иногда бывают слишком уж заносчивыми. Потому я не одобряю их осуждение вашей церкви. Совершенно не одобряю.

– Ой, спасибо! И что же сделали бы «настоящие христиане», а?

– Хм, во-первых, они бы поговорили с вами о Писании и, когда установили бы, что люди вашего прихода, или хотя бы часть их, искренне веруют, готовы идти за Христом и признают епископальную систему церковного управления, – лишь тогда заострили бы внимание на второстепенном моменте оформления церкви.

– Господи Иисусе! – воскликнула женщина богохульно, но к месту. – То есть вы думаете так же, как и они, но просто хотите подойти вежливее!

Кэмпбелл улыбнулся, стараясь смягчить впечатление.

– Знаете, меня редко считают вежливым.

– Да, и я вижу, почему. Ладно, давайте об этом не будем. Вы кем работаете?

– Инженер-робототехник.

– А, мой сын как раз такое изучает! – сообщила женщина, уже дружелюбнее. – И где работаете?

– В парке «Ваймангу».

– То еще местечко! – Женщина раздраженно тряхнула головой. – Знаете, это меня больше всего достает в гребаных беженцах-янки! Замусорили наше чудо природы креационистской чепухой!