«Соловьи» дальнего действия
Много пастырей божьих выпустил на стезю духовную Митрополит Андрей Шептицкий за долгие годы пребывания на командном пункте униатства — в своих палатах, расположенных на Свято-Юрской горе, во Львове.
Каких-нибудь кварталов шесть ниже его капитула, по улице Коперника, рядом с почтамтом, находилась главная кузница духовных кадров униатской церкви — Львовская духовная семинария. Краеугольный камень ее здания заложил некогда один из Габсбургов. Не только в села и города Галиции, Волыни, Закарпатья уезжали благословленные митрополитом ее выпускники — богословы, но и за океан, в далекую Канаду, в Бразилию, в Аргентину, в Соединенные Штаты Америки, повсюду, куда нужда и безземелье загнали тысячи украинских эмигрантов. И там, за океаном, их настигала черная тень крыльев питомцев Шептицкого.
Апологеты митрополита в предисловии к «Альманаху украинских католических богословов», выпущенному еще в 1934 году, вдохновенно писали:
«Львовская духовная семинария — это орлиное гнездо; из него один за другим бесконечно вылетали и вылетают орлы, что в полете в поднебесье увлекали и увлекают за собой народные ряды. Наша семинария — конструктивная единица, которая трудом многих поколений своих воспитанников вырвала нацию из сумерек и создала авангард, о который сто пятьдесят лет разбивались стремления всех враждебных сил».
Красиво сказано, не правда ли? Много тумана, выспренних фраз. Мы же скажем, что из этого, как назвали его богословы, орлиного гнезда вылетали, скорее, черные вороны мракобесия и модернизированные гитлеровские соловьи. Читатель, пожалуй, может усомниться в таком определении.
Но, проследив жизненный путь одного из воспитанников Львовской семинарии, хотелось бы доказать, кого на самом деле готовили в ее стенах по указке митрополита Шептицкого.
Итак, разрешите вас познакомить с одним из любимцев Шептицкого — богословом Иваном Гриньохом.
Уже в 1928 году он, молодой, двадцатилетний, уроженец Радеховского района, на Львовщине, появляется за партами семинарии, усердно изучает теологию и другие религиозные науки, старается изо всех сил, чтобы быть замеченным своим духовным начальством. Вскоре богословы выбирают Гриньоха председателем своей закрытой религиозной читальни. Потом он становится членом наблюдательного совета семинарского кооператива «Освобождение», стараясь подешевле купить в городе нужные богословам товары: канцелярские принадлежности, галантерею, почтовые марки. Начальство замечает предприимчивого богослова, и после окончания семинарии его посылают на «деквалификацию» в австрийский город Инсбрук, где в так называемом «канизиануме», за которым присматривает фашистствующий кардинал Инницер, Иван Гринь ох обучается иезуитской премудрости искусного проникновения в души верующих и одновременно защищает докторат.
В 1935—1936 годах молодой доктор богословия Иван Гриньох уже занимает приход в древнем Галиче. Он полновластный хозяин древней постройки XIII века — церкви Рождества Христова и двух дочерних церквей: деревянной — Святого Николая и каменной — Святого Димитрия. Гриньох правит службы, читает проповеди, в его заведении не только 2274 посещающих эти три церкви униата; даже 15 караимов Галича пытается обратить Гриньох в греко-католическую веру.
Патроном всех трех церквей, отданных под начальство Ивану Гриньоху в древнем Галиче, является сам митрополит Андрей Шептицкий. Чтобы оправдать его доверие, двадцатилетний неженатый богослов-целебс усердно ведет сыск в душах, особенно много времени уделяет исповедям. Такой сыск был очень выгоден Шептицкому и тогдашним властям буржуазной Польши.
...Ранним утром 30 июня 1941 года ударные части немецкого вермахта врываются на окраины Львова. Загудели, встречая их, колокола многих униатских церквей. Никто уже не спит и в митрополичьем капитуле: все черноризники готовятся встречать желанных гостей с христианского Запада, которые идут на Восток, очищать новые территории для себя и для религиозной экспансии униатской церкви...
Со стороны Яновской Рогатки во Львов врывается легион Степана Бандеры, прозванный гитлеровцами очень сентиментально—«Нахтигаль» («Соловей»).
«Соловьев» ведут по улицам Львова представитель немецкой военной разведки, отвечающий за их политическое воспитание, доктор Теодор Оберлендер, старший лейтенант Альфред Херцнер, отпетый террорист-националист Роман Шухевич и — кто бы мог подумать?! — доктор богословия Иван Гриньох.
Переодетый в мундир немецкого вермахта, капеллан Иван Гриньох бойко печатал шаг рядом с легионом по мостовым Львова. На его плече — желто-голубая ленточка, на кокарде — герб националистов — трезуб, на петлицах — крестик, а у пояса, на пряжке которого выбиты слова «Готт мит у не» («С нами бог»), висит в кобуре черный «Вальтер» № 3, стреляющий теми же самыми патронами, что и немецкие автоматы...
Одна сотня «Нахтигаля» бросается на Замарстиновскую улицу и к Газовому заводу, но основные силы «соловьев», ведомые командирами и капелланом Гриньохом, проходят под аркой стиля барокко, прямо к собору Святого Юра.
Под той же аркой в начале века проезжал дорогой гость митрополита — австрийский генерал Фидлер, и спустя сорок лет в повторении его маршрута «Нахти-галем» есть своя, традиционная преемственность и своеобразная символика.
Площадь перед капитулом, у собора Святого Юра, уже заполнена монахами, монахинями-василианками, богомольцами. Они уступают место легионерам «Нахтигаля», и те выстраиваются, устремив свои взгляды на палату митрополита, куда ушли их командиры и прибывший во Львов главный представитель абвера — доктор теологии, профессор Кенигсбергского университета и капитан разведки Ганс Кох.
Шептицкий принимает всех вожаков «Нахтигаля», по-отечески целует своего любимого воспитанника Ивана Гриньоха, и его эксцеленции никак не мешает при этом болтающийся на поясе богослова тяжелый немецкий «Вальтер».
После того как все уже обговорено конфиденциально и решено, что Ганс Кох, для лучшей координации действий армии и церкви, остается жить в палатах митрополита, гости и хозяин поднимают еще по одной рюмке зеленого «Шартреза», и привратник Арсений выкатывает тяжелое кресло, в котором восседает князь церкви, на балкон капитула.
С этого невысокого балкона под выкрики «соловьев» «Хай живе владыка!», «Хай живе украинский Моисей!» митрополит Шептицкий благословляет легионеров и собравшихся, приветствуя в древнем граде Льва «доблестную гитлеровскую армию».
Гудит древний колокол «Дмитро»; падают ниц монахи; усердно крестятся завтрашние убийцы львов-ской профессуры — «соловьи», их духовный наставник Иван Гриньох; и даже бывалый шпион Теодор Оберлендер осеняет свой мундир крестным знамением: один ведь святой отец у них, тот самый Пий XII, что молится на Латеранском холме за дарование победы гитлеровскому оружию.
Правда, торжественная церемония благословения «Нахтигаля» Шептицким несколько омрачается тем, что ровно в семь утра над соседней Свято-Юрской площадью появляются в небе два советских краснозвездных штурмовика и дают пулеметные очереди по расположившимся на площади гитлеровцам. С воплями и криками прячутся монахи и монахини в подземельях собора, прижимаются к стенам капитула легионеры из «Нахтигаля» и сам Теодор Оберлендер. Дюжий келейник Арсений укатывает в митрополичьи палаты кресло Шептицкого. Но никому из них еще не приходит в голову оценить появление советских самолетов как вестник неизбежного возмездия.
Вечером того же памятного дня старожилы Львова, по выбору «приглашенные» на торжественное собрание в здание «Просвiти», получили возможность вторично лицезреть доктора богословия Ивана Гриньоха.
В полутемных комнатах со скрипучими полами, еле освещаемых тусклым светом свечей, бродили приглашенные, не зная вначале, для чего их собрали. Инициаторы собрания, вожаки украинских националистов, опаздывали. Наконец в зале появился нынешний председатель «антибольшевистского блока народов», а в то лето первый оруженосец Степана Бандеры, Ярослав Стецько и тихим, перепуганным голосом, то и дело заикаясь, провозгласил акт о создании «украинского государства».