Теперь, когда вдруг оказалось, что он держит её на руках, и он обнаружил, что достаточно вырос, чтобы нести её, и что она изменилась, как будто была незнакомым ему человеком, он подумал, как и об остальной своей жизни, что теперь уже всё равно поздно.
Тут месье Андрес вынул пробку из плоской изящной серебряной фляжки и склонился над бесчувственной девушкой. Кристофер видел, как он на сцене украдкой прихлёбывает из этой фляжки, а потом бродит, будто пьяный, среди зрителей, но он был убеждён, что в бутылке ничего не было. Теперь ему в нос ударил запах старого рома. Он ничего не сказал, но месье Андрес прочитал его мысли.
— Пить из бутылки, в которой, как все знают, ничего нет, — сказал клоун, — а затем разгуливать пьяным, это искусство. Но пить из бутылки, о которой все знают, что в ней ничего нет, но в которой тем не менее есть немного рома, знаешь, что это?
— Нет, — ответил Кристофер.
— Это божественно, — сказал месье Андрес.
Он влил немного жидкости между губ девушки. Она проглотила, не закашлявшись, потом открыла глаза и пристально посмотрела на Кристофера — взглядом, в котором мгновенно отразилось узнавание. Между ними проскользнуло нечто, похожее на холодный ветерок, она резко вырвалась, вскочила на ноги и, охваченная ужасом, отбежала подальше от лестницы.
— Они идут, — прошептала она.
Тут карлик схватил её за руку, и Кристофер в очередной раз увидел, какая удивительная сила живёт в маленьком теле месье Андреса, и, когда тот заговорил, слова его звучали властно и решительно.
— Если они придут, — произнёс он, — я буду стоять на лестнице, и они получат, — он на минуту остановился, поскольку артисты всегда очень заботятся о том, чтобы приветствие звучало как положено, — вежливый, но решительный отказ, — закончил он.
Кристофер видел, что могущество клоуна проникло в затуманенное сознание Сони, потому что она опустила руки. Потом посмотрела на клоуна.
— Я нашла, — сказал она ему. — Я нашла дорогу сюда. Я бывала здесь прежде.
Месье Андрес ничего не ответил, он просто смотрел девушке в глаза, и Кристофер понял, что они, должно быть, встречались раньше, что они уже были знакомы, что всё происходящее сейчас, в той или иной степени — каким-то совершенно непонятным ему образом, — должно было быть спланировано.
Не говоря ни слова, месье Андрес протянул свою серебряную фляжку Соне. Кристофер не мог представить себе, что она до этого пила крепкие напитки, и уж ни при каких обстоятельствах — прямо из бутылки. Теперь она сделала долгий большой глоток и медленно вытерла рот тыльной стороной руки.
Её лицо до этого было далёким и замкнутым, словно она пришла на чердак с решением говорить как можно меньше, а лучше — вовсе молчать. Теперь алкоголь побежал по её жилам, вызвав яркий румянец, заискрился в её глазах, словно слёзы, и заставил её разговориться.
— Тепло, — произнесла она, — происходящее от спиртного, оно обманчиво. Он это часто говорил. Но чувствуешь его совсем как настоящее. — Она сделала длинную паузу.
— Нигде в Библии, — продолжала она, — не написано, что можно убить другого человека, сказала я ему. Но он меня не слушал. Я могла бы достать эту треску. Я знаю всё о треске. — Она посмотрела мимо Кристофера в ночь, — Когда тебе надо, чтобы тебя слушали, — сказала она, — никого нет.
— Всегда, — сказал карлик, не сводя с неё глаз, — есть кто-нибудь, кто слушает.
— И сейчас? — спросила девушка.
— Как раз сейчас, — ответил месье Андрес, — именно сейчас слушают.
Девушка закрыла глаза и медленно произнесла:
Крепко держи то, что есть у тебя,
И никто не отнимет корону.
Она открыла глаза.
— Он это написал, — сказала она, — в моём сборнике псалмов. Это был текст к конфирмации. Ведь он мирской проповедник. Он сам меня готовил. А потом он дал мне золотую монету в десять крон.
Она остановилась, словно все разговоры — лишь бесполезное напряжение, и Кристофер знал, когда она всё-таки продолжила, что именно вопрошающее лицо карлика перед глазами убеждало её в том, что мир слушает.
— Это была маленькая книжечка, — сказала она, — такая маленькая, что листать её нужно было иголкой. И именно так они и представляют себе Рай. Очень маленький, очень маленькие листочки. — Она растерянно посмотрела на своих слушателей, словно сама понимала, что говорит бессвязно.
— Они говорят, что надо сидеть тихо. Только если сидишь тихо, попадёшь в Рай. Они, должно быть, готовятся к какому-то очень маленькому Раю. — Она остановилась. — И графиня Мольтке, — продолжала она, — готовится к очень тесному Раю. Такому тесному, что там уж точно не будет ни для кого места, кроме неё самой и, — её лицо перекосилось от отвращения, — её французского бульдога.
Сильный грохот потряс все помещение, и посреди шума Соня снова сделала большой глоток из фляжки. Когда вновь стало тихо, мысли её были уже в другом месте. Теперь она не сводила глаз с Кристофера.
— Кристофер, — произнесла она, — ты помнишь «Баядерку» в театральном обществе?
Кристофер кивнул.
— Отец взял меня с собой туда. Когда они начали танцевать, — глаза её засветились от воспоминаний, — когда они начали танцевать, я описалась. Но отец подсунул под меня своё пальто. И прошептал мне: сядь на него. Тогда ты уж точно высохнешь. — Я и высохла. А потом я танцевала на балу. И никто ничего не заметил. — Она торжествующе засмеялась. — И танцевала я только с тобой.
Кристофер снова кивнул.
— Но ведь ты не знал, что я описалась?
Кристофер покачал головой.
Она пристально посмотрела на месье Андреса.
— К сожалению, он исчез, — заметила она.
Клоун не сводил с неё глаз.
— То есть он умер, — продолжала она спокойно. — Море взяло его. Двигатель был плохой. Да он мне потом сам много раз об этом говорил. А случилось это потому, что мы не справились с волнами, говорил он.
— Как же он мог говорить тебе это, если он умер? — спросил месье Андрес.
Девушка в задумчивости посмотрела на него.
— Ну и что, — сказала она, — он же вернулся. Я ходила к морю каждый день, и однажды он вернулся и, поднявшись на хвосте, засмеялся так, что видно было все зубы. Он ведь всегда хвастался, что у него все зубы на месте.
— У него был хвост? — спросил месье Андрес.
Девушка кивнула.
— Бывало, он целую неделю не появлялся, — продолжала она. — Это очень долго, когда ты один. Но потом всегда приходил. Потому что надо же нам было поговорить.
— О чём вы говорили? — спросил Кристофер.
— Обо всём на свете, — ответила девушка. — О дяде и тёте. И об этом случившемся с ним несчастье. И о тебе тоже. Вначале… — она сделала паузу, — вначале мы оба считали, что ты придёшь и заберёшь меня. Отец сказал, что так оно и будет. Однажды ты приедешь на телеге, и мы уедем отсюда. Но ты не появлялся. Первое время я верила, что так и будет. Ведь я иногда видела тебя на улице. Но невозможно верить так долго.
Кристофер вдруг почувствовал на руках какую-то влагу, — опустив глаза, он обнаружил, что это его собственные слёзы, и с удивлением отметил, что его душа, которая, как он думал, совершенно пуста, оказывается, плачет и плач этот ему никак не унять.
— «Крепко держи то, что есть у тебя», — сказала девушка. — Вот о чём они думают.
— Да, — заметил месье Андрес — Похоже, что примерно так они и думают, i coglioni.
— Отец обычно доставал треску из садков для живой рыбы, — продолжала Соня. — Я снимала крышку, а он брал несколько штук. Совсем немного. Просто чтобы утолить голод. Только три-четыре штуки. Нам ведь тоже надо жить, правда? И долгое время всё было в порядке. Он ложился на край, засовывал морду в воду и легко их доставал. Засунет голову — и достанет.
— Твой отец, он что, что-то вроде рыбы? — спросил клоун.
— Дельфин, — ответила девушка.
На лице месье Андреса появилось удивление, как будто он чего-то недопонял, и Кристоферу пришло в голову, что обширные познания старика, несмотря на его многолетние плавания с Цирком Глайма, вероятно, всё-таки не предполагали знакомства с животными, обитающими в датских водах.