Севастьян Васько
Ночные сказки
Охотник
Кожаный плащ на плечи накинул,
В ночи зловещей землянку покинул.
За рваной спиной висит арбалет.
Этим путем иду множество лет.
На поясе блестит посеребренный клевец,
Этой ночью вампирам кровавый пиздец.
Иду через лес, вижу: тело висит,
В петле мой коллега за округой следит.
Нож достаю, удавку срезаю,
С синюшной шеи петлю я снимаю.
Труп задрожал, веки открыл,
И как волк на луну истошно завыл.
Охладевшей рукой достал я распятье,
Острым концом снял я проклятье.
Всемогущим крестом себя осенил,
Святой водой нежить облил.
Оставив как есть, дальше пошёл,
До кладбища старого наконец-то дошел.
Меж плит надгробных крадусь я как вор,
Живых не щадит истощающий мор.
Гляжу: из склепа выходит урод,
И молвил зловеще, разинув рот:
«Что ж ты ублюдок на братанов наезжаешь,
Сестренок наших родных обижаешь?
Мы ведь такими быть не хотим,
Но умирать или жить, мы сами решим».
Всё говорит он, ему я внимаю:
«Не уж-то ты думал я один ожидаю,
С родней своей на куски растерзаю».
Ему отвечаю фразой такой:
«Не забивай черепушку идеей дурной,
Отправлю тебя я на вечный покой».
Послышался треск прогнивших костей,
Про себя говорю: «Ожидайте гостей».
В который раз снимаю клевец,
Зря я зарекся, мне точно пиздец.
Прогулка
Покинул я грезы посреди ночи,
Невыносимо щиплет алые очи,
С мятой постели с трудом поднимаюсь,
Голодным взором вокруг озираюсь.
Вышел на улицу, дремлет луна,
Мёртвым светом покрывая меня.
Ты верная спутница бессонных ночей,
Покой измотанной души моей.
С зельем горючим вдоль пыльной дороги,
Сонный бреду, волоча окостеневшие ноги.
К заросшему пруду подошёл я лениво,
В спокойной воде клыкастое рыло.
Обернулся смиренно, предо мною стоит
Зловонный покойник в глаза мне глядит.
«Не бойся пацан тебя жрать не стану.
Вижу из наших, быть так, отстану».
«Но я же живой» – ему отвечаю:
«Полной грудью воздух вдыхаю
И перегноем я не воняю».
Вурдалак усмехнувшись, мне говорит:
«Мертвец не тот лишь, кто в могиле лежит,
В тебе своего я сразу признал,
Ты первый кто с воплем не убежал».
С сердобольной улыбкой, покойник ушел,
А я протрезвевший, обратно побрел.
Проходимец
Ещё пацанами обирали людей,
Девок имели, продавали детей.
Давно на большаке орудуем дерзко,
Ни кому не по силам прекратить наше зверство.
И вот однажды, мы повстречали
Очередную жертву, бредущую в печали.
На вид оборванец, нечего брать,
Но ради забавы можно задрать.
Выходим навстречу, я говорю:
«Вставай на колени, иначе убью».
Замученным взором нас оглядел,
Унрюмо ответил: «Прекращай беспредел».
В ярости я хватаю топор,
Обухом бью под ободряющий ор.
Без сознания на землю полег бедолага,
Ещё не встречал такого он гада.
Волоком его притащили в свой лагерь,
На пень усадили, нахлебались мы браги.
Слышу проходимец дико заржал,
На него обернулся, как в мороз он дрожал.
«Что ты смеёшься?» – спросил у него,
Он не ответил, искажая лицо.
В пьяном дурмане хватаю тесак,
«Сейчас посмеешься, ждёт тебя мрак!».
Лезвием ржавым рисую улыбку,
А он все смеётся, не слышу я крику.
Живодерство закончил, а он все хохочет,
Видно смехом своим доконать меня хочет.
Не выдержав я, совершаю размах,
После казни кровавой, развею твой прах.
Покончив с безумцем, тело в костёр,
Как бы то ни было, ублюдка утёр.
Забрался в палатку, крепко уснул,
Но вдруг разбудил молнии гул.
Только глаза успел я раскрыть,
Как чувствую кто-то начал душить.
В темноте не вижу я ни черта,
Только изгиб кровавого рта.
Упырь
Сотни лет я землю топчу,
Кровавую долю свою волочу.
Святош ненавижу, живых презираю,
Высших вампиров не уважаю.
Когда-то давно меня укусили,
Против воли моей в упыря обратили.
Девственниц кровь клыкастые ценят,
Людей на сорта цинично делят.
Но деликатесы потреблять не хочу,
Соков пропойца лучше вкушу.
Как только наемся, продолжу я месть,
Для человека будет добрая весть.
Под бледной луной буду я лютовать,
Упырей надо бить, проходимца стращать.
Солнца лучи день новый начнут,
Лягу в могилу, очи сомкну.
Когда-то давно монахом я был,
За мертвых молился, человека любил.