— Все правильно! — ответил Алексей, еще не освободившийся от своих невеселых дум.
По имени-отчеству называет, вот ведь до чего дошло. Однако уважительный тон мастера не вызвал никакой радости.
— Задание выполним, — сказал он обычно, по-деловому. — Как всегда.
— Иного ответа от коммуниста я и не ожидал, — вступил в разговор Грачев. — Молодец, товарищ Пермяков! Момент сейчас действительно чрезвычайно ответственный, и этой ответственностью надо проникнуться всем. Ясно? Петр Васильевич не сказал о последнем приказе директора завода. А ведь приказ о мерах по безусловному выполнению квартального и годового планов указывает на очень тревожные обстоятельства. В серийное производство новые машины мы запустили, но ведь важно, чтобы этому мощному потоку не мешал ни один перекат, ни один камушек. Притом задания наращиваются, и я вам скажу прямо: выполнение плана находится под серьезной угрозой. Больше того, на сегодняшний день есть даже отставание. На сборке моторов нет никаких запасов деталей и узлов. Все идет в дело. И это в такое время, товарищи! Что требуется от всех нас сейчас?
— Работать, — с готовностью ответил Чердынцев.
— Правильно, работать! Но только как работать? На самом высоком пределе наших сил. Трудно? Безусловно! Но у нас, товарищи, есть пример величайшей стойкости людей и небывалого напряжения их возможностей. Это — Сталинград. Думайте о сталинградцах, и пусть их пример зовет вас к победе на трудовом фронте.
— Ну, вот, — сказал Круглов, когда Грачев закончил и отошел от стола, — и получился у нас с вами полезный митинг. А теперь прошу по местам. Вопросов, надеюсь, не возникает? Алексей Андреевич, задержись.
В конторке они остались вдвоем. Круглов взглянул внимательно на Алексея.
— Скажи прямо: толк от укрупнения бригады видишь?
Это была его затея. Круглов пошел на объединение бригады Алексея с токарями вопреки мнению Дробина и теперь с интересом ждал ответа.
— Еще не разобрался. Во всяком случае, высвободился один человек.
— Еще?
— Проще стало со сдачей.
— Верно.
— Ну, и… — задумавшись, добавил Алексей, — уверенности стало больше.
— В чем?
— В том, что не станем из-за токарей.
— Вот! — горячо подхватил Круглов. — Это я и имел в виду прежде всего. Теперь ты — один хозяин, от обдирки до сдачи. Подводить тебя некому, регулируй сам, И главное внимание — на задел у токарей. Между прочим, в случае надобности, можешь и людей перебрасывать. У нас ведь два карусельных в запасе. Не забыл?
— Знаю.
— Тогда действуй! Мера эта крайняя и, думаю, временная. Подождем, пока освоится Порфирьич.
— Все временное становится постоянным.
— Кто это тебе сказал?
— Сашок.
— Не всегда. Сашок это про себя. Он, с уверенностью можно сказать, потянет, но из поля зрения его не выпускай.
«И про меня — тоже, — невесело подумал Алексей идя на участок. — Не только про себя сказал Сашок. Временная связь с Настей должна теперь стать постоянной». Испытывая неприязнь к Насте, он никак не мог представить себе постоянного общения с ней. Сознание долга и чувство явно не согласовывались, а вывод оставался один: у ребенка должен быть отец.
— Между прочим, — доверительно сказал Круглов, — моя Катюха третьего родила.
— Поздравляю.
— Спасибо! Как видишь, не только моторы делаем, но и пополняем человеческие ряды. Диву даешься: вроде и не вижу Катюху совсем. — И вдруг Круглов рассмеялся. — Вспомнил смешной случай. Когда за штамповкой ездил, встретился там один путеобходчик. Самый передовой на дороге. Так вот, у него на разъезде нарком до войны побывал. Осмотрел путь. Понравилось ему все. Путеобходчик этот вдвоем с женой работает, и кругом никого нет. Смену он дежурит, смену — она. А ребятни у их домика бегает — мал мала меньше. Нарком и спрашивает: «Когда вы успели столько детей нарожать, если в разные смены работаете?» Путеобходчик почесал затылок и ответил: «Между поездами».
Круглов залился беззвучным смехом. Его веселое настроение передалось Алексею. Он смеялся вместе с мастером, а когда непринужденность этой минуты прошла, ему вдруг показалось странным, как все изменилось в отношениях с Кругловым. Давно ли он с ненавистью смотрел на Алексея, называл его хлюпиком? Наверное, прав был Женя Селезнев, утверждая, что мастер Круглов совсем не злой, а только таким кажется. Ради правого дела, ради самой жизни требовал он…
В середине дня в цехе появился директор завода. Его сопровождал Дробин. Рядом шел высокорослый мужчина в сером широком пальто. Чернявая голова его была не покрыта, шляпу он держал в руке и размахивал ею в такт своим крупным шагам.
На хмуром лице директора иногда появлялась улыбка. Он подводил гостя к станкам, давал краткие пояснения о сути работы в этом новом, просторном цехе, скупыми жестами дополняя свой рассказ. Алексей только что отошел от станка, где работал Сашок, и, увидев директора, свернул было в боковой пролет, но его тут же окликнул Дробин.
— Вот это и есть тот самый Пермяков, — сказал Дробин.
— Наши рекордсмены, — уточнил директор. — Из тех, что пришли на завод юнцами в начале войны.
— Прекрасно! — закивал гость, делая запись в блокноте.
— Покажи, Пермяков, свой станок, — попросил Дробин и двинулся к Сашку.
— Он уже не мой. С сегодняшнего дня на нем работает Сашок.
— Сашок — это ученик Пермякова, — пояснил Дробин.
— Великолепно! — Гость приблизился к увлеченному работой Сашку, провел могучей ладонью по его курчавой голове. — Великолепно! — Он отступил на шаг, смерил глазами Сашка и, обратив внимание на плоский ящик, подставленный под ноги ученика, энергичным движением руки вновь записал в блокноте. — Учитель, у которого еще не выросли усы, и ученик, не достающий до рычагов станка. Нет, как вы там ни судите, — обратился он к директору, — но для удивительного сейчас предела нет.
Человек в сером пальто кивнул Алексею и пошел вслед за директором. А когда пролет опустел, возле станка появился Анатолий Порфирьевич.
— Не с каким-нибудь хухры-мухры разговаривал, — сказал он. — С известным писателем. Говорят, он только что из Сталинграда прилетел. Колошматят, рассказывает, наши фрицев и в хвост и в гриву. Теперь про нас написать хочет. Говорит, что мы — кузнецы Победы. Сам слышал. Так что, Алексей Андреевич, гляди, в историю попадешь.
«В историю я уже попал», — подумал Алексей и, оставив без внимания призыв Анатолия Порфирьевича не подкачать по этому случаю, пошел к токарям.
Здесь все шло как надо. Никто бригаду не подводил. Созданный токарями задел явно превышал потребности дневной смены, и они готовили теперь детали для ночной. Радоваться бы Алексею, но на душе у него было по-прежнему тяжело и неспокойно.
Смена приближалась к концу, и Алексей, окончательно убедившись в том, что бригада с превышением выполнит задание, решил поговорить с технологом Устиновым о совмещении операций на сверлильных станках. Здесь наверняка таился еще один резерв более быстрой работы. По расчетам Алексея выходило, что две, а может быть даже три, операции могли выполняться последовательно на одних и тех же станках без затрат времени на смену деталей.
Устинов внимательно выслушал Алексея, полистал технологические карты и не поддержал:
— Потребуется дополнительная настройка…
— Никакой настройки! — возразил Алексей. — Только смена сверл. А это быстрее, чем снимать и снова ставить детали.
— Зато сейчас мы сразу пропускаем целую партию по одной, затем — по другой операции…