— В том-то и дело, что мы накапливаем партии, а время идет.
— Ну, хорошо, попробуем поэкспериментировать. Добро пока дать не могу, хотя, как вы знаете, всегда стою за новое.
— Но ведь тут прямой смысл! — горячился Алексей. — Вот расчеты…
— Расчеты оставьте. Проверю и даже, как сказал, согласен на эксперимент. С бухты-барахты у нас ничего не делается. Если это меня убедит, — Устинов положил свою ладонь на лист бумаги, исписанный рукой Алексея, — вернемся к этому разговору. Согласны?
Алексею ничего не оставалось, как согласиться и уйти.
— Подождите, — Устинов приподнял ладонь, приглашая Алексея присесть. — Как личные дела? — Он плутовато прищурил глаза, по крайней мере, так показалось Алексею. — Что-то давненько не вижу вас у Насти. Или вы возгордились, получив повышение? Это было бы неправильно. Коммуниста никогда не должно заносить.
— В своих личных делах, — твердо ответил Алексей, — я разберусь сам. На то они и личные.
— Э-э, нет. Негоже так отвечать молодому коммунисту. Это я вам говорю как член партийного бюро. Тут уж надо так: либо жениться, либо не размениваться на этот самый… флирт и не морочить девушке голову. Надо усваивать понемножку, что коммунист во всем подотчетен, в том числе и в семейных делах. Если, конечно, он не в состоянии урегулировать их сам.
— Не совсем понятно.
— А что тут понимать?
— Насчет урегулирования.
— Ну… я говорю: надо жениться или разойтись… Официально.
— Вы говорите о разводе? Так ведь для того, чтобы получить развод, надо сначала зарегистрироваться.
— Вот, вот…
— А мы еще не успели.
— Так поторопитесь.
— Зачем же торопиться, если мы не разобрались.
— Не знаю, не знаю… Насколько мне известно, у Насти не возникает никаких вопросов. Ее отношение к вам вполне ясно и определенно. Она полностью доверяет вам и, я полагаю, заслуживает такого же доброго отношения с вашей стороны. Вы задумайтесь на досуге, обмозгуйте как следует что к чему. Я ведь ни на чем не настаиваю, воспринимайте все это как мой личный совет. Рано или поздно он все равно вам пригодится. Так уж лучше — раньше…
Разговор с Устиновым оставил неприятный осадок. Но сейчас Алексей думал не о том, что сказал старший технолог. Покоя не давал наступавший вечер. Предстоял разговор с Настей, и приближалось время встречи с человеком, которого он действительно любит. Что сказать Нине? Встретиться с ней, как они условились, или взять и уйти из ее жизни, ничего не объяснив? Но поступить так — все равно что совершить подлость. И такой же подлостью обернется чистосердечный рассказ о Насте. Как ни убеждай Нину, он перед ней останется виноват.
Во время сдачи смены Альберт Борщов, как подумалось Алексею, подозрительно поглядывал на него.
— Смотрю, невесел бригадир, — сказал Борщов. — Новый рекорд отгрохали всей бригадой — и никакой гордости.
— Не до гордости теперь, — ответил за Алексея Анатолий Порфирьевич. — Гордиться будем потом, когда победим. Расписывайся, — сказал он Алексею и следом за ним поставил свою подпись под выработкой бригады.
Настало время идти домой, но все существо Алексея противилось этому. Цех покидать не хотелось. Алексей вяло переставлял ноги, ему казалось, что это идет не он сам, а поток людей несет его к проходной. Так незаметно оказался он на призаводской площади, усыпанной первым пушистым снегом. Он источал запах стылого молока, безнадежно радовал и тревожил.
Народ стал растекаться в разные стороны. Черные фигуры людей и мокрые следы, оставленные ими на снегу, разрушили зимнюю сказку и вернули Алексея из краткого забытья к реальной жизни. Настю он увидел не сразу. Она ждала его в конце площади и медленно пошла ему навстречу, засунув руки в рукава пальто, сгорбившись. Не высвобождая рук, она остановилась перед Алексеем, подняла глаза и тотчас опустила их.
— Ну, как смена? — спросила она.
— Обыкновенно.
«Почему она спрашивает о смене? Ведь не это интересует ее».
— Пойдем ко мне? — спросила Настя.
— Я со дня на день жду брата. Да и зачем?
— Как зачем? Где же мы будем жить?
— Скорее всего у меня.
— У тебя? Но у тебя живут…
— Они на днях переедут к себе.
— А как ты думаешь о регистрации брака? Ведь у ребенка должен быть законный отец.
— Можем зарегистрироваться хоть завтра.
— Завтра воскресенье. Загс не работает.
— Значит, на той неделе. Тебя устраивает?
— Эх, Лешенька, — сказала со вздохом Настя, — разве в этом дело? — Она взяла Алексея под руку и некоторое время шла молча. — Меня не устраивает твое отношение. Ты говоришь зло и нисколько не рад тому, что мы вместе. Сповысушил ты меня всю.
Алексей промолчал.
— Лешенька, — вкрадчиво спросила Настя, — а кого ты провожал вчера? Я-то, дурочка, ревновала тебя к Галине, а тут — батюшки какие дела! Кто эта девушка?
— Не будем говорить о том, что не касается нас.
— Ну как же! По-моему, очень даже касается.
— Не надо строить жизнь на догадках.
— Но если эти догадки подтверждаются?
— И вообще, если у нас разговор будет идти в таком тоне, ничего хорошего не получится.
— Ну, хорошо! Не будем. Собственно, ты ведь волен был распоряжаться собой. За это время и за мной тоже ухаживали. А от Альберта и сейчас нет никакого отбоя.
Как и ожидала Настя, Алексей на ее признание не прореагировал. Он шел, глядя вперед, не обращая внимания на Настю и думая о своем.
Разговор не ладился, несмотря на все усилия Насти. Так они дошли до центральной улицы.
— Куда мы теперь? — спросила она.
— Можем зайти ко мне. Надо переодеться.
— А квартиранты?
— Познакомишься.
Снова засунув руки в рукава, Настя поежилась и после небольшой паузы, во время которой она, видимо, решала, как поступить, сказала:
— Пойдем, я с удовольствием.
Они пошли через двор, и уже тут Алексей понял, что в доме кто-то есть, кроме Валентины Михайловны и Галины. Во всех окнах ярко горел свет, из трубы, необычно для такого позднего часа, бойко выбивалась сизая струйка дыма. И уж никак Алексей не предполагал, что дверь ему откроет единственный родной брат Владимир.
— Наконец-то! — знакомым сипловатым и как бы ворчливым голосом воскликнул он, обнимая Алексея. — А я уж думал, ты не придешь. Ну вот, видишь, никуда мы с тобой не делись, живы и здоровы.
«Живы-то живы, — мысленно соглашался Алексей, — но чтобы — здоровы?.. — Он примечает, как брат опирается на палку и на костыль, несмотря на то что много месяцев кочевал из одного госпиталя в другой. — А вот мамы и вовсе нет…»
— Ну, с приездом, с возвращением! — сбивчиво говорит Алексей. — Вот ты и дома. А мама не смогла… не дождалась… Как хотела увидеть тебя, как переживала.
— Да… — отозвался Владимир. — Не застал я нашей мамы. Сколько раз думал, что встретит меня на этом вот пороге. Мама, мама… — Владимир мотнул головой и, стараясь говорить как можно бодрее, пригласил: — Ну, проходи, брат, проходи! А это твоя девушка? Почему не знакомишь? Проходите, — пригласил он Настю. — Зовут меня Владимир, не кусаюсь, будем знакомы.
— Очень приятно, — повеселев, отозвалась Настя. — Я лучше пойду…
— Куда вы пойдете?! — запротестовал Владимир. — У нас сегодня, можно сказать, праздник, а уходить от праздника просто неприлично. Проходите, — подталкивая Настю, настаивал Владимир. — Мы с вами не при испанском дворе, поэтому не будем разводить цирлих-манирлих! Уговаривая вас, я продрог.
В комнате был раздвинут и застелен белой скатертью стол. На нем поблескивали тарелки, стояли графинчик и рюмки.
— Раздевайтесь! — гудел Владимир, помогая Насте снять пальто. — У нас все просто, как в старые добрые времена. Жаль вот, нету мамы. Как она была бы рада теперь, когда мы собрались все вместе! Не всем выпадает такое… Но — что сделаешь?..
В это время из кухни в прихожую вышла Галина. Быстрым, оценивающим взглядом она посмотрела на Настю и перевела его на Владимира.