С раскрытой книгой в руках Джейкоб лежал на диване в своей квартире и ждал того часа, когда Санни проснется и пойдет на работу. Со своим дружком она провела часа два, не больше, что обрадовало Джейкоба настолько, что ему даже стало неловко. Хотя он купил самый длинный диван, который смог найти, его ноги чуть свешивались с ручки дивана. Да и сама квартира, как казалось Джейкобу, больше походила на аквариум, по которому он все время плавал, тщетно выискивая укромное темное местечко для отдыха. Он даже хранил в туалете матрас на случай, когда становилось совершенно невмоготу. Отвратительная квартира, если бы не одно «но». Отсюда открывался прекрасный вид на апартаменты Санни, располагавшиеся на пятнадцатом этаже в доме напротив. Его жилище представляло собой настоящий муравейник, что позволяло Джейкобу приходить и уходить отсюда в любое время, не вызывая подозрений.
Когда-нибудь он, по всей видимости, вернется к себе на уютную ферму близ Провиденса, но только тогда, когда Санни перестанет грозить опасность. И судя по всему, на ферму он попадет только после ее смерти, и лучше всего естественной. Сколько могла длиться такая неопределенность — не знал ни один из членов Совета. Таких созданий, как Санни, насчитывались единицы, поэтому продолжительность их жизни пока еще не была точно известна. Вампир, рожденный в Темные Века раннего Средневековья, помнил одного дхампира, который прожил четыреста лет. Другой знавал принцессу во Франции семнадцатого века, которая жила двести лет. Возможно, она протянула бы и дольше, если бы не трагедия — ей отрубили голову, поэтому для статистики она не годилась.
Джейкоб задумчиво разглядывал месяц: его нижний рог заслоняло пушистое облачко. Интересно, сегодня кто-нибудь смотрит на небо для того, чтобы увидеть на нем месяц? Джейкоб долго прожил на ферме в одиночестве. Он вспомнил то время, когда вместе с ним на ферме жил его сынишка. С каким удовольствием он помогал Джейкобу, считая работу на ферме забавной игрой, которую придумал отец для того, чтобы не скучать. Джейкоб тяжело вздохнул и бросил книгу на журнальный столик. В таких воспоминаниях было слишком много печали. Настроение испортилось. Увы, в последнее время он часто страдал от меланхолии, хотя никто об этом даже не догадывался. Грусть и тоска стали его спутницами, нежеланными, незваными. Но избавиться от них он никак не мог.
Джейкоб вошел в пустую прихожую, где на столике стояла ваза с желтыми лилиями, придававшими квартире жилой вид и даже уют. Раз в неделю, хоть это и доставляло ему огорчение, он приносил их домой. Цветы напоминали Джейкобу об умершей жене, но в последнее время образ супруги все чаще заслоняли мысли о Санни, которая тоже, как выяснилось, обожала цветы. Она украшала букетами не только свою квартиру, но и художественную галерею. Воспоминания о жене бередили старую зарубцевавшуюся рану, зато мысли о Санни носили совсем иной характер.
— Прости, Джейн, — прошептал Джейкоб. Он взял завядший букет и, выйдя в холл на этаже, выбросил его в мусоропровод.
Вдруг Джейкоб услышал чьи-то шаги, направлявшиеся в сторону его квартиры. Он бесшумно спрятался в дверной нише соседней квартиры и растворился в темноте, как это умеют делать вампиры, становясь невидимыми для человека. Джейкоб прислушался. Звук шагов приближался.
Сбросив маскировку, Джейкоб выступил из темной ниши. Посетитель оказался вампиром, поэтому играть с ним в прятки было бесполезно. Гость стоял перед его дверьми, низкорослый и широкогрудый. Его курчавые седые волосы были подстрижены тупыми углами, такие прически носили тысячу лет назад.
— Сципио? — удивленно спросил Джейкоб. — Что ты здесь делаешь? Ты же никогда не оставляешь берегов Италии.
Сципио усмехнулся, как только умеет улыбаться умудренный жизнью человек, повидавший немало жизненных коллизий, смешных и печальных.
— Рад тебя видеть. Как поживаешь, центурион?
Они обнялись.
— Прекрасно, Сципио. Но я никогда не сражался в армии Цезаря, разве ты забыл? — Джейкоб обрадовался нежданной встрече со старым приятелем. Он уже давно не беседовал по-дружески с кем-нибудь из вампиров.
— Я все помню. Ты родился в 1750 году в городе Провиденс, штат Род-Айленд, за тысячу лет и миль от Древнего Рима. — Сципио, прищурившись, взглянул на друга. Его глаза были бледно-голубого небесного цвета. Хотя роговицы его глаз казались подернутыми пленкой, словно старыми потрепанными занавесками, видел Сципио отлично. Глаза он повредил, будучи человеком, и эти повреждения сохранились как память о прошлом. — Увы, я ничего не забываю, хотя кое-что следовало бы. Обычно так я называю любого командира или старшего по должности. Извини, с годами становится все труднее держать в подчинении нашу разношерстную команду.