Один раз они услышали звяканье подкованных сандалий и бросились в тень мрачного портала, чтобы пропустить отряд пелиштинских стражников. Их было пятнадцать. Они прошагали тесным строем с пиками наизготове, у шедших сзади спины были прикрыты широкими бронзовыми щитами для защиты от ножевых ударов. Угроза нападения черных людоедов была страшна даже для вооруженных людей.
Как только утих звук их шагов, Конан и девушка вынырнули из своего убежища и торопливо продолжили путь. Немного погодя перед ними стало смутно вырисовываться приземистое сооружение с плоской крышей, которое они и искали.
Храм Ханумана стоял отдельно от других зданий в середине обширной, совершенно пустой площади. Мраморная стена окружала святилище. Широкий проход в ней располагался прямо перед входом в храм. Ничто не преграждало его — не было даже ворот.
— Почему черные не хотят творить свои молитвы здесь? — тихо проговорил Конан. — Кажется, ничто не мешает им делать это в храме.
Он вновь почувствовал, как Забиби дрожит всем телом, потому что она тесно прижалась к нему.
— Они боятся Тотрасмека, как и вся остальная Замбула, даже Джангир Хан и Нефертари. Входи! Пойдем, не теряя времени, пока решимость не оставила меня. Я чувствую, что она тает во мне с каждой минутой!
Страх девушки был очевиден, но она не колебалась. Конан вытащил свой меч и зашагал впереди нее через открытый проход. Он знал отвратительные обычаи восточных жрецов и понимал, что посягающего на святилище Ханумана могут встретить здесь самые ужасные неожиданности, каких не вообразишь даже в ночных кошмарах. Он отдавал себе полный отчет, что оба они с девушкой могут не выйти из храма живыми, но слишком много раз до этого он рисковал своей жизнью, чтобы всерьез обращать внимание на такие вещи.
Они вошли во двор, вымощенный мрамором, который белел в свете звезд. Несколько широких мраморных ступеней вели к обрамленному колоннами портику. Огромные бронзовые двери стояли широко открытыми, они не закрывались никогда — вот уже несколько веков. В дневное время мужчины и женщины еще могли робко входить в святилище, чтобы оставить пожертвования перед черным алтарем обезьяноподобного божества. Ночью люди старались обходить храм Ханумана, как зайцы избегают змеиного гнезда.
Зажженные курильницы наполняли храм изнутри полупрозрачными, причудливо светящимися клубами дыма, что создавало иллюзию нереальности. У задней стены, за алтарем из черного камня, сидел бог, навсегда вперивший свой взгляд на открытую дверь, через которую век за веком входили его жертвы, влекомые цепями из роз. Неглубокий желоб тянулся от входа к алтарю, и Конан, попав в него ногой, отпрыгнул так, будто наступил на змею. Этот желоб был протоптан неисчислимым множеством слабеющих неверных ног тех, кто умер, заходясь от крика на этом мрачном алтаре.
В неопределенном, меняющемся освещении лицо Ханумана казалось живым. В его злобном вожделеющем взгляде была скотская чувственность. Он сидел со скрещенными ногами в позе человека, а не обезьяны, но от этого его вид был ничуть не менее обезьяньим. Идол был высечен из черного мрамора, глаза, сделанные из рубинов, горели красным похотливым огнем, как угли самых глубоких преисподних. Его огромные руки лежали на коленях, ладони были приподняты, и хищно скрюченные когтистые пальцы торчали в разные стороны. В непристойной выразительности атрибутов фигуры, в плотоядном взгляде его сатироподобного лица отражался отвратительный цинизм дегенеративного культа, который обожествлял его.
Девушка направилась к задней стене, для этого надо было обогнуть изваяние. Когда случайно ее гладкое бедро коснулось каменного колена, она отпрянула в сторону, и ее передернуло, как от прикосновения рептилии. Между широкой спиной идола и мраморной стеной с фризом из золотых листьев было пространство в несколько футов. По обе стороны от сидящего божества в стене располагались двери из слоновой кости под золотыми арками.
— Эти двери с двух сторон ведут в один и тот же изогнутый коридор, — торопливо проговорила она. — Однажды я была внутри святилища — только однажды! — Она затрепетала, и ее хрупкие плечи содрогнулись от ужасающего и непристойного воспоминания.
— Коридор изогнут, как подкова, и оба его кольца выходят в это помещение. Покои Тотрасмека находятся внутри дуги коридора и открываются в него. Но где-то здесь, в этой стене, есть секретная дверь, которая ведет непосредственно во внутренние комнаты.