Мы выходили вместе с другими, такими же, как и наш, колесными тральщиками, и с колес стекала вода; небо над бухтами заволакивало густыми дымными тучами, и, наверное, за десять миль в море было видно, что шествует наша армада. Море было пустынно до самого горизонта. Кому охота было подрываться на набросанных интервентами минах!
Наши бравые, татуированные от пяток до шеи Три-Жоры-Три оказались в море никудышными моряками.
При малейшем волнении они начинали травить. Прокофий Ипатыч сердито приказывал им прибрать за собой.
Во время тральных работ они путались под ногами, галдели, — словом, устраивали невообразимый кабак. Они появились на «Чонгаре» до нас, я не знал, откуда они взялись, но подозревал, что военными моряками они никогда не были.
А мы и наш командир никогда не думали о подстерегающей нас опасности. Лицо командира никогда не выражало тревоги. Даже в самые опасные моменты он был спокоен.
Корабли медленно тащили трал. Все чаще раздавалось: «Крак! Крак!»
Черный орех танцевал на волнах. Иногда его расстреливали из пушки.
Всплывала вверх брюхом оглушенная рыба. Мы ее собирали, и она нам была хорошим подспорьем в то голодное время.
Однажды два тральщика затралили мину. Они не смогли сдвинуться с места, поэтому стали осторожно вытягивать трал.
В полутора метрах под кормой обнаружили притаившуюся, готовую взорваться от малейшего прикосновения мину.
Мины взрывались в тралах. От одной детонировали другие. И тогда тральщик обливало волной, и он вертелся волчком. Корму подбрасывало. Казалось, что тральщик взорвался и тонет. Корпус трещал по швам…
Не раз мы встречали мины, висевшие почти у самой поверхности. Их было хорошо видно в прозрачной воде. На такую мину спускали буек с подрывным патроном.
Случилось, что тральщик намотал на колесо трос. Сева сказал командиру:
— Я пойду размотаю.
— Добро, — разрешил командир.
Сева спустился в воду и освободил колесо. Мина взорвалась в трале, и меня сбросило в воду. Сева и Васо кинулись с борта на помощь.
— Держись, Сережка!
Они подняли меня на борт.
— Живой? — спросил с мостика командир.
В первый раз я видел его взволнованным.
— Объявляю вам благодарность, — сказал он Севе и Васо. — Вы настоящие черноморцы.
И это было для них самой лучшей похвалой.
— Вы знаете, братцы, эти скоты хотят обокрасть командира, — сказал как-то вечером Сева.
— Кто?
— Жоры, будь они прокляты! Я слышал, как нынче сговаривались. Им понравились его золотые часы.
— Негодяи! Он с голоду умирал, а награду не продал, — возмутился Васо.
— Надо сказать командиру, — предложил я. — Пусть припрячет подальше.
— Они стащили у него пистолет. А потом, он слишком горд, чтобы опасаться такой сволочи. Мы сами справимся с этими подонками.
— А как ты это думаешь сделать?
— У меня есть один план.
— Может быть, лучше заявить куда следует?
— А где у тебя доказательства?
— Ладно. Давай сюда свой план…
Командир жил в крохотной каютке под мостиком, на верхней палубе. Перед сном он обычно читал. На столе у него всегда лежало несколько книг. Этой ночью, когда у него погас свет, мы увидели крадущиеся по палубе тени.
Тяжелой кувалдой Васо выбил из рук одного из Жор пистолет командира. Я со всей силы ударил другого палкой по черепу, Сева справился с третьим. Все это произошло бесшумно, если не считать стонов и вздохов. Дверь каюты раскрылась.
— Что происходит на палубе? — спросил командир.
— Эти гады позарились на ваш пистолет, — сказал Сева. — Вот, возьмите его, командир. И расстреляйте эту сволочь на месте. Революция не потерпит таких подлых подонков.
Жоры так просили о пощаде, так клялись, что их черт попутал, что командир приказал им убраться. Он взглянул на часы, на те самые, которых чуть было навсегда не лишился:
— Идите-ка спать, завтра много работы.
— Мягкотелый интеллигент, — сказал Сева, когда мы спустились в кубрик. — Почему он не перестрелял эту сволочь?
— Он рыцарь Доброе Сердце, — возразил Васо. — Я уверен, что, если бы опасность грозила кораблю, его рука бы не дрогнула. Во все века капитаны вздергивали бунтовщиков на рее.
— Романтика средних веков! — воскликнул Сева. — А ты забыл, что бунты были разные, были и против капитанов-вампиров и против негодяев. Забыл?
В городе было неспокойно. По ночам до нас то и дело доносилось отчаянное «Караул!», раздавались выстрелы, женские крики и по утрам находили изнасилованных и задушенных девушек, догола раздетых людей. Ходили смутные слухи, будто занимаются этим матросы, хотя ЧК объявила в «Маяке коммуны», что ею расстреляны матерые бандиты, перебравшиеся сюда из Одессы. Наши Жоры притихли и даже стали работать: драили палубу, на выходах в море не отлынивали от общих авралов.