Дед с интересом расспрашивал о катерах. «Вот видишь, говорил тебе, что флот будет, я как в воду глядел».
Он с одобрением поглядывал на мои погоны: я продвигался. Бабка и мать накрывали на стол:
— Гости обещали зайти, на два дня приехали в Таллин, — в один голос сообщили они.
— Кто такие?
— Увидишь и познакомишься.
Тут как раз позвонили. Вошел седой человек во флотском кителе без погон и за ним… за ним — Лэа!
— Познакомься, Юрище. Капитан Коорт. Он спас мне жизнь двадцать лет назад. А это дочурка его.
— Лэа! — воскликнул я.
Дед удивился:
— А вы разве знакомы?
За стол усадили нас рядом. Дед и Коорт вспоминали, как были вместе на островке, где даже камни от бомбежки горели.
— «Смелому» и подвигу его моряков посвящен стенд в музее, — сказал дед. — И вы там есть, Юлиус. Достали вашу фотографию. Жаль, что «Смелого» распилили какие-то остолопы. Я бы им морду набил. Он бы и по сей день стоял у вас в парке. Так же, как у тебя, Юра, в части стоит катер Гущина.
Лэа спросила, как я живу.
— Хорошо, — сказал я.
— Всем довольны?
— Всем доволен.
— Очень рада за вас.
Сама она была невеселая. Я не решился спросить, как она живет со своим Андресом. На лице ее то и дело появлялось детское выражение, напоминавшее девчушку на мостике «Смелого».
После обеда мы вышли к морю. Дул теплый ветер. На кораблях, стоявших на рейде, загорались огни. Замигал маяк. Пахло сиренью. Я рассказал, что хотел разыскать ее тогда в Ялте.
— Пожалуй, хорошо, что не разыскали.
— Да, я понимаю: Андрес…
— Андреса больше нет. Я вдова.
Лэа в тот же вечер уехала в Пярну. Я готов был поехать за ней, но не решился сказать ей об этом. Я проводил ее к остановке автобуса.
— До свидания, — сказал я.
И услышал:
— Прощайте.
Я вновь терял ее. Шумели деревья. Море билось о берег. «Прощайте…»
Я чуть было не толкнул капитана первого ранга, он шел мне навстречу. Я отдал честь, извинился. Лицо его показалось мне очень знакомым. И вдруг я вспомнил: Пярну, эсминцы на рейде, ярко освещенный ресторан «Ранна-хооне». Ну конечно же это он!
— Прошу разрешения обратиться, товарищ капитан первого ранга. Ваша фамилия Пегасов?
— Так точно, — остановился офицер, недоумевая. Он, конечно, меня не узнал.
— Простите, что вас беспокою. Но именно вы когда-то сказали мне в Пярну: «Если любишь море, то ничего сложного нет. Флоту люди нужны…»
— Юра Строганов? — оживился Пегасов. — Значит, стал-таки моряком? Балтиец?
— Нет, черноморец.
— На чем плаваете?
— На катерах. Мечтаю перейти на новые.
— Молодец! Поздравляю.
Он крепко пожал мне руку. Мы пошли рядом. Оказалось, Пегасов хорошо знает деда. Он сказал:
— Очень рад, что встретил вас моряком!
Глава десятая
Шли годы. Однажды помощник командира одного из катеров тяжело заболел. Офицера отвезли в госпиталь, и надежд на его скорое возвращение не было. Конечно, много желающих было занять его место. Но может быть, потому, что мы отлично стреляли торпедами и вышли на первое место, может быть, потому, что добились звания отличного экипажа, выбор адмирала пал на меня.
Я давно решил: буду трудиться, трудиться, выходить в море один, пять раз, пятьдесят пять раз выходить в море — и наступит день, когда меня вызовут в кабинет к адмиралу и он скажет: «Старший лейтенант Строганов, вы заслужили право служить на новом катере».
И я выходил в море пять и пятьдесят раз, и наступил тот счастливый день, когда я вошел в кабинет к адмиралу, он поднялся из-за стола мне навстречу и с улыбкой сказал:
— Я назначаю вас на новый катер. Мне думается, вы эту честь заслужили.
Сердце готово было выпрыгнуть из-под кителя, и я, наверное, до неприличия покраснел. Я ответил что-то вроде того, что буду стараться, не посрамлю чести соединения и так далее. Адмирал, улыбаясь, одобрил:
— Я верю в вас, Строганов. Не подводите.
И я ответил запальчиво, не по уставу, но зато от души:
— …Клянусь, что не подведу!
И причал, и корабли, и деревья мокли под теплым дождем.
Мой катер только по названию катер — это настоящий корабль, на высокий борт которого почти отвесно поднимается с причала узкая сходня. Командира дивизиона катеров Забегалова я нашел в пристройке на бетонном причале, отнюдь не приспособленной для штабных помещений. Он сидел на подоконнике возле пустого стола и разговаривал по телефону.