Я мало что поняла во время первого полета. Осталось только ощущение чего-то необычайного, свежего, радостного.
— Поздравляю с первым вылетом! — сказал инструктор, когда зарулили на линейку.
А пока мы летали, парни нашей группы нарвали где-то на краю аэродрома полевых цветов, и когда я вылезла из кабины, они преподнесли мне букет. От полноты чувств у меня затуманились глаза. Ребята дружным хором исполнили туш.
Подошел командир звена Ломакин.
— Ну, какое первое впечатление?
— Восхитительно! Теперь ни за что не расстанусь с небом!
После было много волнующих полетов — и первый самостоятельный, и захватывающие своей остротой «кувыркания» во время высшего пилотажа. Но тот, первый, все-таки ярче всех врезался в память.
…Потом в мою жизнь вошло новое знаменательное событие. Было это уже глубокой осенью 1939 года.
Актовый зал института переполнен. Студенты и преподаватели собрались сюда, чтобы выдвинуть кандидата в областной Совет депутатов трудящихся. Я сидела где-то в задних рядах со своими однокурсниками. На трибуну поднялся Василий Максимович Кузьмин, студент нашей группы. Он пришел на учебу не со школьной скамьи, а после большой работы в советских и партийных органах. Мы всегда внимательно прислушивались к его словам, нередко обращались за советами и разъяснениями по разным общественным и житейским вопросам.
— Предлагаю выдвинуть кандидатом в депутаты студентку Аронову, — сказал Максимыч.
Я не поверила своим ушам. «Хоть бы предупредил»… — первое, что пришло на ум. «Почему? За какие заслуги? Ведь я ничего не успела еще сделать в жизни, самая обыкновенная девчонка»…
— Расскажите свою биографию, — попросили меня.
Взошла на трибуну и растерялась, обнаружив, что биографии-то почти и нет. Она оказалась до обидного короткой.
Родилась в 1920 году, здесь же, в Саратове. В 1938 году окончила школу. В комсомоле с 1930 года. После окончания средней школы поступила в институт и в аэроклуб. Вот и все… пока.
Родители? Этот вопрос смутил меня. Что сказать об отце? У меня к нему были сложные, противоречивые чувства. Еще во время первой мировой войны он, безусый юнец, был разведчиком. Прославился своей отчаянной храбростью, получил несколько ранений и три Георгиевских креста. Я любила отца за его боевое прошлое. После он много лет работал на железнодорожном транспорте, считался отличным специалистом. Был бы и сейчас всеми уважаемым человеком, если бы не увлечение вином в последнее время.
В 1936 году неожиданно уехал неизвестно куда. В душе у меня жила и любовь и обида на него. Ведь детям всегда хочется гордиться своими родителями, особенно отцами. И я могла бы гордиться отцом, не случись вот такое… А мама? Она хорошая, как и все, наверно, мамы. У нее ласковые, добрые руки, хоть и в мозолях — много лет работала прачкой, потом на заводе. Немало горя хлебнула в своей жизни. Иногда, в минуты задушевной беседы, она говорила, поглаживая по моим жестким волосам: «Учись, дочка, для тебя сейчас это самое главное в жизни. Я вот осталась малограмотной. Трудно мне…» Она пошла на тяжелую, неженскую работу только для того, чтобы я могла учиться в институте.
Но разве обо всем этом нужно говорить на собрании? Вероятно, не следует. Поэтому коротко ответила:
— Отца у меня нет. Мама работает на вагоноремонтном заводе маляром.
…Прошла предвыборная кампания, прошли и выборы, начались мои депутатские будни. А мне все не давал покоя вопрос: почему именно меня институт выдвинул в депутаты? Так и не ответив на него сама, решила обратиться к Василию Максимовичу, «духовному отцу», как называла его про себя.
— Видишь ли, Рая, — немного подумав, сказал Максимыч, — в институте есть много хороших людей. Есть, наверно, и не менее достойные, как ты сама говоришь. Но это в основном люди уже зрелые, с определенным жизненным опытом. Я не хочу сказать, что такие не подходят в депутаты. Наоборот, от них, может быть, было бы больше полезной отдачи. Но нам нужно растить молодежь, учить ее не только в институтах, но и на работе в государственных органах. — Он пытливо взглянул на меня. — Но ты ведь не подкачаешь, а? — И, одобрительно подмигнув мне, улыбнулся.
— Откровенно говоря, Максимыч, не знаю. Безусловно, буду стараться, но ведь этого мало! Нужны знания, опыт.
— Старшие товарищи помогут.
Действительно, помогали. Сам Василий Максимович, секретарь комитета комсомола Саша Суслин, секретарь парткома Вадивасов. И все-таки времени не хватало.
С сожалением рассталась со стрелковым спортом, с некоторыми кружками. Но аэроклуб не оставляла. К тому времени я уже сдала госэкзамены, получила звание пилота. Но не могла же на этом остановиться и отойти от авиации! Она властно захватила меня в свои воздушные объятия, завладела всеми думами и мечтами о будущем. При аэроклубе организовывалось звено летчиков-спортсменов, и я с большой радостью согласилась войти в него. Опять начались теоретические занятия, опять зашагала по знакомой дорожке в аэроклуб, забегая теперь в облисполком но своим депутатским делам…
— Рая, а не думаешь ли ты вступать в партию? — спросил как-то Василий Максимович. Меня этот вопрос удивил.
— Максимыч, я, наверно, не имею никакого права…
— А мне кажется, что ты уже готова к вступлению. Я согласен дать рекомендацию.
— Но мне только девятнадцать лет!
— Разве молодость — препятствие для вступления в ряды коммунистов?
— Какую огромную ответственность возьму тогда на себя…
— Ты боишься ответственности?
— Нет, но… Максимыч, дай мне срок обдумать. Думала долго к много. Для верности решила обратиться за советом к самому близкому мне человеку — маме. Она внимательно выслушала, потом, задумчиво глядя на меня, сказала:
— А ведь ты уже совсем взрослая, дочка. Я и не заметила, как ты выросла. Уже летаешь на самолете, избрали депутатом. Завидная у тебя юность! Моя была совсем иной… Совет же мой тебе такой: раз предлагают умные люди, значит, так и надо. Василий Максимович плохому не научит.
— Мне казалось, мама, что для того, чтобы стать членом партии, нужно совершить что-нибудь значительное, делом доказать…
— Придет время, докажешь.
Примерно через месяц меня приняли кандидатом в члены партии. Я мчалась домой, как на крыльях.
— Мама, поздравь, меня приняли в партию! — выпалила я одним духом.
— Ну, поздравляю, поздравляю, — она обняла меня и поцеловала.
Пришла весна, а вместе с ней и непреодолимая тяга в небо. Пришли мучительные раздумья. Стоит ли дальше учиться в СПМСХ, если я не собираюсь стать механизатором сельского хозяйства? Без особого энтузиазма сдавала летнюю сессию в институте. Полеты в спортивном звене все не начинались. Наконец после нелегких размышлений я решилась. С трудом добилась перевода в Москву, в авиационный институт.
В августе зашла в комитет комсомола к секретарю Саше Суслину.
— Я с прощальным визитом, Саша.
— Знаю. Покидаешь, значит, пас, да?
— Очень жаль расставаться с институтом, с друзьями, с Саратовом, но…
— Но мечта победила, так?
— Так, Саша.
Ну что ж, желаю тебе успехов. Больших успехов. А н вот характеристику на всякий случай тебе заготовил.
— Спасибо. Расхвалил, наверно?
— Наоборот, кажется, слишком скупо рассказал о твоих достоинствах.
— Шутить… А мне что-то грустно.
— Расставание всегда немного грустно. Но ты пиши, когда будет уж очень туго. Знаю, — улыбнулся он, — если все пойдет хорошо, то и не вспомнить о своих провинциальных друзьях.
— Обязательно напишу!
…И вот я в Москве. Мне хотелось в первый же день осмотреть все ее достопримечательности. Но разве это возможно! Не меньше недели бегала я но музеям, выставкам, паркам и площадям Москвы, а поздним вечером, еле дотащилась до общежития, в изнеможении валилась на постель Утром просыпалась вместе с радио. Сквозь дрему слушала, как сладкий голос пел о том, что где-то далеко, за синим морем, стоит золотая скала, в скале есть дверца, а за ней — чудесная большая страна. Дверцу можно открыть только золотым волшебным ключом, но где он запрятан — никто не знает. Мне казалось, что я нашла тот заветный ключик.