— Будь это тот же убийца, эта женщина висела бы вниз головой на пожарной лестнице.
Саманта отводит взгляд и едва слышно бормочет:
— Мы что-то упускаем.
— У меня нет времени слушать ваш бред. И если я до сих пор не арестовал вас за воспрепятствование расследованию, то только из-за корпорации «Паличи». Но я позабочусь, чтобы вас и вашу группу в дальнейшем к этому делу не подпускали.
Снейр идет к машине и открывает дверцу.
— Убийства на этом не закончились! — кричит ему вслед Саманта. — Трупы ещё будут. И что вы станете делать тогда?
— Может быть, арестую вас.
Он захлопывает дверцу и включает двигатель.
— Какого черта? Что ты себе позволяешь? — злится Фрэнк.
— Что?
— Сталкиваешь полицию Сан-Франциско и корпорацию «Паличи». Не забывай, ты участвуешь в расследовании по моей просьбе. Сейчас Снейр нажалуется им на нас обоих, а меня обвинит потом в том, что я ввел его в заблуждение насчет тебя.
— Перестань. Есть вещи поважнее твоих возможных неприятностей.
Она останавливается и смотрит на полицейских, которые кладут тело Кэтрин на носилки.
— Такая смерть… — безжизненным голосом продолжает Саманта. — За тысячи миль от дома. Хотела бы я поговорить с ней. Дать знать, что ее не забыли, что ее ищут.
— Ладно, пошли, я отвезу тебя домой.
Он кладет руку ей на плечо.
— Что ты скажешь ее родителям?
— Не знаю.
— Люди не должны так умирать.
Она замирает. Двое мужчин проносят упрятанное вчерный мешок тело Кэтрин.
— Не должны.
— Никто не должен умирать в одиночку.
Фрэнк отвозит ее домой и уезжает, а Саманта отправляется в клинику. Тишина в машине действует ей на нервы. Остановившись на перекрестке, она наблюдает за переходящими улицу людьми. Одни смеются. Другие выглядят мрачными и серьезными. Большинство ежатся от холода. Какая-то женщина с обмотанным вокруг шеи шарфом смотрит на Саманту. Она не спешит, предпочитая держаться на расстоянии от других.
Это Кэтрин — нежная бледная кожа и синие глаза.
Саманта вглядывается пристальнее, подавшись вперед, к рулю. Теперь лицо у женщины уже другое. Не такое молодое, более строгое.
Загорается зеленый.
Сегодня на пятом этаже клиники непривычно тихо, и Саманта, миновав свою палату, идет в самый конец коридора к питьевому фонтанчику. В горле пересохло, глотать трудно, и она просто подставляет губы под струю холодной воды. Падающая в раковину вода кружится по часовой стрелке и уходит в трубу, а Саманта представляет, что движется вместе с ней, что ее уносит все дальше и дальше отсюда, от этого места, от страданий и смерти.
Она пытается вспомнить тему из «Гольдберг-вариаций», но мелодия ускользает. Вместо музыки слышится голос матери. Саманта вспоминает, как засыпала, положив голову матери на грудь. Ее любимой колыбельной была какая-то народная песня, но мать никогда не упоминала ее названия и никогда не пела ее — только мурлыкала мотив.
Иногда, когда Саманта не может представить ее лицо или забывает мерный ритм голоса, она начинает мурлыкать ту колыбельную. Это помогает держаться вместе.
Саманта отступает от фонтанчика и слышит за спиной шорох бумаги. Звук доносится из палаты Арти. Она останавливается, не переступая порог, и видит, что он сидит на краю кровати перед развернутой газетой. Она стучит в открытую дверь. Арти поднимает голову и слабо улыбается. Свободная футболка и спортивные брюки скрывают контуры тела, но Саманта замечает, что он гораздо мускулистее, чем казалось ей раньше.
— Привет. — Ее собственный голос звучит глухо и хрипло. — Что интересного?
Она заглядывает в газету.
— Ничего особенного. Просто… я всегда этим занимаюсь.
— Что вы имеете в виду?
— Когда не могу уснуть, я читаю газеты. Наверное, помогает расслабиться.
Он неторопливо складывает развернутые страницы и убирает газету в сторону.
Саманта удивлена непривычно мягким тоном его голоса.
— А на меня новости действуют угнетающе, — нарочито небрежно говорит она.
— Дело не в новостях, а в… в сохранении событий. Газеты помогают сохранить то, что мы делаем.
— И вы чувствуете себя не таким одиноким? — Едва задав вопрос, Саманта понимает, что он получился чересчур личным, и поспешно добавляет: — Я хочу сказать, что для меня это самое страшное. Когда не получается уснуть, я чувствую себя изолированной от всех. Мне так не хватает…
— Всем чего-то не хватает, — недослушав, резко перебивает Арти.
Саманта не успевает ничего сказать, потому что незнакомый женский голос зовет ее по имени. Оглянувшись, она видит стоящих у порога своей палаты двух женщин.
— Мне пора, — бормочет она и идет по коридору, обдумывая последние слова Арти.
Он не дал ей договорить, а что бы она сказала? Чего ей не хватает? Что ей нужно? Помощь? Ответы? Любовь? Что она хотела сказать? И как бы ответила, если бы тот же вопрос задал Фрэнк? Представить невозможно.
Одна из ожидающих ее женщин, повыше ростом, называет себя:
— Я — доктор Купер. Буду заниматься вами сегодня вечером. — Красивая, с интересным акцентом. — Доктор Клей заболел, но завтра уже вернется.
— Вы австралийка? — спрашивает Саманта.
— Нет, я из Южной Африки. — Похоже, догадка Саманты пришлась ей не по душе. — Это моя ассистентка, сестра Богарт. Она вас подготовит, а я вернусь через пару минут.
— Вы разговаривали с доктором Клеем?
— Нет, он оставил сообщение на моем автоответчике. Не беспокойтесь, я не кусаюсь.
Женщина улыбается:
— Я просто хотела поговорить с ним.
— Доктор Клей будет завтра. Пора начинать.
Саманта просыпается, испытывая непонятное беспокойство. В памяти вертятся обрывки сна. Разрозненные, не связанные друг с другом ничем, кроме некоего образа.
Перед ней стоит фигура человека в длинном, до земли, пальто, с надвинутым на глаза капюшоном. Губы шевелятся, но слов не слышно. Морщинистое, без всякого выражения лицо. Она подается к нему, еще и еще ближе, пока ухо едва не касается его рта. Она чувствует запах его дыхания — это запах сена и навоза.
Лицо меняется. Кожа стягивается. Морщины разглаживаются. Перемены все быстрее — цвет кожи, возраст, пол. Десятки лиц. На всех печать боли, муки, печали. Вдруг — лицо Кэтрин. Не то, с фотографии, где она улыбается, а другое, безжизненное. Пустое. Еще одна трансформация, формируется еще одно лицо, и в нем есть нечто знакомое…
В палату входит сестра Богарт и поздравляет ее с очередным успехом. Саманта кивает, не вслушиваясь в то, что говорит сестра. Перед глазами последнее лицо. Она уверена, что уже видела его раньше.
17
СИМОН ПАДАЕТ
Среда
Сосредоточиться на работе не удается, особенно после полученных от Дона по электронной почте последних переведенных писем, поэтому Саманта поднимается на крышу офисного здания. В теплую погоду сюда приходят выпить кофе или перекусить во время перерыва на ленч. Семиэтажное строение поднимается над всем деловым районом, и ее коллегам нравится любоваться окружающим видом. Саманта же никогда не подходила к краю.
Она всегда боялась высоты. В детстве избегала горок, не поднималась на вершины монументов, старалась не выглядывать из окон высотных домов, предпочитая оставаться на земле, где все надежно и понятно. Даже от поездки по Бэй-Бридж у нее тряслись коленки, а во рту становилось горько. Фрэнк, бывало, высмеивал ее страхи. Его высота не пугала, и он постоянно стремился затащить ее на какие-нибудь возвышения. Саманта всегда отказывалась. Вне зависимости от того, шла ли речь об отдыхе или чем-то более романтическом, ей нравилось чувствовать под ногами твердую почву.
Этим ранним утром на крыше никого нет, и она останавливается у круглого, мокрого после дождя деревянного стола. Разворачивает распечатку и начинает читать первое из трех писем. Воздух удивительно неподвижен, облака растянулись по небу, точно марлевая повязка на ране. Внизу сигналят, проезжая по улице, автомобили.
25 мая 1742 года.
Карл!
Извини за то, что долго не писал. Граф в ярости — кричит на всех нас, врывается в комнаты. Две недели назад мы едва не погибли в огне, и я боюсь, что пожар не был случайностью.