Глава XVI
В НОЧЬ ПЕРЕД «ПУСКИ»
Два дня, оставшиеся до празднества в метисском лагере, прошли очень быстро для всех, кто был заинтересован в нем. Для других же они тянулись очень медленно. Но во всяком случае, когда этот день наступил, в душе многих жителей Фосс Ривера и окрестностей проснулись надежды и страх.
Самым равнодушным к этому из всех жителей Фосс Ривера был, без сомнения, Беннингфорд, который продолжал расхаживать по деревне с прежним веселым и беспечным видом, как будто с ним не случилось никакой неприятности. Лишившись своего дома и имущества, он поселился в одной из пустых хижин в окрестности рыночной площади. По-видимому, он не хотел еще покидать Фосс Ривер, стараясь растянуть еще на некоторое время те доллары, которые у него оставались. Лаблаш, несмотря на все старания отнять у него все, вынужден был все-таки отдать ему остаток от продажи, после покрытия его долга. Этого было едва достаточно, чтобы просуществовать кое-как месяцев шесть, но Беннингфорд, по-видимому, не тужил об этом, и никто при взгляде на него не мог бы подозревать, что это человек, совершенно разорившийся, будущее которого было очень сомнительно.
Однако Лаблаш, составивший уже себе определенное мнение насчет празднества и глупости Хоррокса, мало интересовался им. Но те, кто знал, что замышляет Хоррокс, были очень взволнованы предстоящими событиями. Все надеялись на успех, но все, в то же время боялись и сомневались, основываясь на прежнем опыте в отношении Ретифа. Ведь все прекрасно помнили, какие ловушки и западни устраивались в прежние дни, чтобы изловить этого отчаянного разбойника. Однако все хитрости и уловки оказались напрасными. Хоррокса все считали очень ловким человеком, но даже самые лучшие и искусные канадские полицейские, посланные с целью изловить Ретифа, все-таки терпели неудачу. Ретиф был неуловим.
В числе людей, разделявших такие пессимистические взгляды, была и миссис Аббот, она даже больше всех сомневалась в успехе этого предприятия. Она знала все подробности предполагаемого ареста Ретифа, как знала вообще все, что делается в Фосс Ривере. Она обладала большой наблюдательностью, и ей довольно было задать несколько вопросов, чтобы знать все, что ей хотелось знать. Вообще, от нее ничто не ускользало, и она так же интересовалась подробностями политического кризиса в какой-нибудь отдаленной части американского континента, как и тем, сколько было выпито в кабаке Смита, когда там собирались игроки в покер. Однако ее мозг, как и руки, всегда оставался деятельным, и однообразная жизнь в Фосс Ривере не действовала на нее усыпляющим образом. Пожалуй, можно было сказать, что, когда весь поселок погружался в дремотное состояние, она одна оставалась бодрствующей, и каждый нуждающийся в добром совете и участии мог найти у нее и то и другое.
Тщательно взвесив все обстоятельства дела, она отнеслась недоверчиво к планам Хоррокса, но тем не менее испытывала сильное волнение, когда наступил решительный день. Кто же мог знать, как он кончится?
Однако в доме Аллондэлей не было заметно никакого возбуждения. Джеки так же спокойно и деловито, как всегда, занималась своими домашними обязанностями. Она не высказывала никаких признаков волнения и никакого особенного интереса к предстоящим событиям. Свои мысли она глубоко скрывала, и в этом сказывалась ее метисская натура, не позволявшая ей обнаруживать свои ощущения и душевные переживания. Впрочем, ее дядя Джон поглощал теперь все ее внимание. Она видела, что он опускается все больше и больше, и не в силах была остановить его падение. Виски и карты делали свое разрушительное дело. Старый Джон уже ни о чем другом не мог думать, хотя в светлые промежутки он испытывал душевные страдания, но остановиться не мог и опять-таки прибегал к усиленным возлияниям, чтобы заглушить свою душевную муку.
Хоррокс, после своей ссоры с Лаблишем, поселился в ранчо Аллондэля и там устроил свою главную квартиру, избегая, насколько возможно, совещаний с Лаблашем. Старый Джон и его племянница Джеки оказали радушное гостеприимство сержанту. Особенно Джеки была приветлива с ним. Она заботилась об его удобствах, и Хоррокс оценил это. Он говорил при ней о своих планах, не подозревая того, какие мысли шевелились у нее в голове при этом.
Когда летний день стал уже склоняться к вечеру, в доме Аллондэля появилась миссис Аббот. Она пришла очень разгоряченная и возбужденная, явно решившись не уходить, пока не услышит того, что ей нужно было знать. Затем туда же пришел и Билль Беннингфорд, но он был мало разговорчив, как всегда, несмотря на то, что был даже весел. Впрочем, он вообще считал, что болтливость не ведет ни к чему хорошему, и не любил длинных разговоров.
Тотчас же вслед за Беннингфордом пришли доктор и Пат Набоб с одним владельцем отдаленного ранчо. Может быть, всех этих лиц привлекло ожидание чего-то особенного в этот день. Общество в уютной гостиной Аллондэлей увеличивалось по мере приближения вечера, и так как наступало время ужина, то Джеки, со свойственным ей радушием, пригласила всех занять места за ее обильным столом. Вообще, никто из приходивших в ранчо Аллондэлей не отпускался домой без угощения. Обычай гостеприимства был так распространен в прерии, что это считалось величайшим оскорблением для хозяина, если кто-нибудь уходил из его ранчо, не разделив с ним трапезы.
В восемь часов вечера Джеки вошла и объявила всем собравшимся, что ужин подан:
— Пожалуйте к столу, — сказала она любезно. — Подкрепитесь пищей. Кто знает, что принесет эта ночь! Во всяком случае, я думаю, что мы должны выпить за здоровье нашего друга сержанта Хоррокса и за его успех. Каков бы ни был результат его работы сегодня ночью, мы должны все же позаботиться о том, чтобы поддержать его бодрость. Вон там, на столе, стоят напитки, друзья. Наполните свои стаканы до краев и провозгласите тост за сержанта Хоррокса!
В словах девушки сквозила неуверенность в успехе рискованного предприятия сержанта, и многие из присутствовавших разделяли ее взгляд, и все с большим воодушевлением провозгласили тост за здоровье и успех Хоррокса. Первыми подняли свои стаканы Джеки и Билль Беннингфорд.
После тоста и выпитого вина у всех развязались языки, и ужин прошел очень весело. Хоррокс должен был выступить в десять часов, и времени для веселой беседы оставалось достаточно. Напитки, конечно, способствовали всеобщему оживлению, но самой оживленной из всех была Джеки. Она радовалась, что ее дядя находился в одном из редких моментов своего просветления и весело разговаривал с присутствовавшими. Против обыкновения, он на этот раз ел очень умеренно. Билль Беннингфорд сидел за столом между Джеки и миссис Аббот, и тетя Маргарет находила, что еще никогда у нее не бывало такого милого и остроумного собеседника. А Джеки была душой общества. Она руководила разговором, и в то же время, как заботливая и любезная хозяйка, следила за тем, чтобы каждый получил то, что нужно, и к каждому обращалась с приветливым словом. Ее веселая оживленная болтовня поддерживала общее повышенное настроение, и даже у самых закоренелых скептиков, не верящих в удачу полицейского офицера, все-таки начинала шевелиться в душе какая-то надежда. Даже Хоррокс поддавался влиянию заразительного воодушевления молодой девушки.
— Ну, сержант Хоррокс, желаю вам успеха! — воскликнула она, весело улыбаясь и накладывая ему на тарелку большую порцию вкусно приготовленного жареного рябчика. — Возьмите в плен этого темнокожего разбойника, и мы вам поднесем права почетного гражданина нашего поселка в раскрашенном адресе, заключенном в золотом футляре. Кажется, таков обычай в цивилизованных странах, а мне кажется, что мы все же цивилизованы до некоторой степени и можем позволить себе это. Слушайте, Билль, вы единственный из присутствующих здесь, не так давно приехавший из Англии, скажите нам, в чем заключаются там привилегии почетного гражданина?
Билль Беннингфорд был несколько смущен ее обращением к нему. Все смотрели на него в ожидании ответа.