— Билль, там убивают! — проговорила она, задыхаясь.
— Да, — отвечал он и побежал вперед.
Убийство? Но кто же был жертвой? Сразу наступила тишина, и голосов не было слышно. Билль подумал о девушке, оставшейся позади него. Если Лаблаш убил Джона Аллондэля, то ему не будет пощады. Когда Билль подбежал к зданию, там уже царила зловещая тишина. Позади себя он слышал поспешные шаги Джеки, слышал движение метисов, но никаких других звуков не было слышно. Он подошел к окну и попытался заглянуть в него. И вдруг свет погас… Он уже знал, что это значит, и побежал к двери.
Джеки подходила. Он видел ее в темноте и ждал ее приближения.
Внезапно дверь открылась, и какая-то огромная фигура вышла наружу. Это был Лаблаш. Билль узнал его даже в темноте. Лаблаша выдало бы его громкое астматическое дыхание, если бы не было никаких других признаков, которые помогли бы распознать его в окружающем мраке.
Ростовщик остановился, не замечая притаившихся в темноте фигур. Потом он начал осторожно спускаться по ступенькам. Четыре ступеньки — только и всего, но в этот момент его кто-то сзади схватил за горло. Короткая, отчаянная борьба, и толстый ростовщик, задыхаясь, свалился назад, а Беннингфорд, словно тигр, вцепился ему в горло.
В этот момент он услышал шелест юбки вблизи. Эта была Джеки. Она нагнулась и вытащила из кармана ростовщика револьвер. Тогда Билль отпустил его и стоял над ним, тяжело дыша.
Лаблаш, с трудом переводя дыхание и с вытаращенными от ужаса глазами, услышал повелительный голос, приказывающий ему встать. В этом голосе не было ни следа акцента, с которым говорил Ретиф.
Лаблаш уставился глазами на дуло револьвера, но не пошевелился и не вымолвил ни слова. Джеки вошла внутрь здания, где было совершенно темно. Она хотела зажечь лампу и узнать истину.
— Встаньте! — еще раз холодно скомандовал Беннингфорд.
Ростовщик повиновался. Взглянув на высокую худую фигуру своего противника, он пробормотал с ужасом:
«Ретиф!..»
Свет зажженной лампы показался в отверстии дверей. Билль, указав туда, произнес таким же повелительным голосом:
— Идите туда!
— Нет!.. Нет!.. Только не туда, — с ужасом пробормотал Лаблаш.
— Идите туда! — повторил Билль, направляя на него свой револьвер.
Согнувшись, Лаблаш исполнил приказание. Беннингфорд последовал за ним в убогое помещение и быстрым взглядом окинул его. Он увидел Джеки, которая стояла на коленях возле распростертого тела своего дяди. Но она не плакала. Ее лицо словно окаменело, и неподвижный взгляд уставился на седую голову Аллондэля и его закатившиеся раскрытые глаза.
Лаблаш посмотрел на Джеки, пораженный ее присутствием и тщетно стараясь понять связь, существующую между нею и Ретифом.
Беннингфорд запер дверь и обратился к Джеки.
— Он умер? — спросил он каким-то торжественным тоном.
— Он мертв… мертв! — отвечала Джеки слегка дрожащим голосом, но взгляд ее был также неподвижно устремлен на убитого.
В это время дверь тихо отворилась. Никто в первую минуту не заметил этого. В комнату вошли несколько темных фигур.
Лаблаш стоял неподвижно. Он не смотрел на мертвого, но не спускал глаз со своего живого врага, стараясь угадать, что он замышляет. Сам ли он расправится с ним, или передаст его в руки правосудия? Суда Лаблаш не особенно боялся. У него нашлись бы оправдания, и, кроме того, — его богатство было для него мощной защитой. Но Джеки!.. Ее роль была для него загадкой.
В это время Беннингфорд снял шарф со своей шеи и стал вытирать краску с лица. Лаблаш увидел, что из-под нее выглядывает белая кожа, и, прежде, чем Билль снял свой парик, ростовщик понял истину.
— Беннингфорд!
— Да, это я, — ответил Беннингфорд, пристально глядя на задрожавшего ростовщика.
Джеки поднялась с пола.
— Вы ответите за эту смерть, — произнесла она звенящим голосом, обращаясь к Лаблашу. — В прерии есть правосудие, суровое, честное, неподкупное. Мы…
В этот момент вперед выступил Баптист, за которым стояли его товарищи, и Лаблаш, при одном взгляде на их темные, жестокие лица, понял, что он погиб. Он их презирал всегда. Метисы были отверженные, парии в его глазах. Теперь он находился в их руках и знал, что ему не будет пощады.
Баптист подошел к Джеки, и его взгляд сразу смягчился, когда он посмотрел на нее.
— Не вы, мисс, должны мстить за убитого и не белый человек! — сказал он торжественно. — Нет! Прерия — страна краснокожих. И мы должны судить его по нашим законам… Вы — одна из наших, — прибавил он. — Вы всегда были с нами, но в вас все же есть частица белой крови. Мы будем судить его, как судили наши предки. И весь наш народ будет знать это, и наши потомки будут рассказывать об этом. Смерть наказывается смертью. Этот убитый белый человек всегда был нашим другом. Он не обижал метисов. А убийца всегда был нашим врагом. Закон прерии справедлив и неумолим.
Баптист нагнулся и поднял кусок известки, валявшийся на полу.
— Надо выполнить формальности, — сказал он.
Но тут вмешался Беннингфорд.
— Подожди! — сказал он, положив руку на плечо метиса.
Баптист повернулся.
— Кто сказал: подожди! — вскричал он свирепо. — Тише, белый человек, тише! Посмей только нас остановить, тогда…
Джеки бросилась между ними.
— Билль, оставьте!
Джеки лучше знала этих людей, к расе которых отчасти сама принадлежала. Ведь это было бы все равно, как если бы Беннингфорд захотел вырвать у тигра его добычу! Он отошел, и убийцу тотчас же бесшумно окружили другие метисы.
Лаблаша подвели к стене, и Баптист подал ему кусок известки.
— Пиши! — сказал он, указывая на стену.
Лаблаш боязливо оглянулся. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни слова.
— Пиши! — еще раз приказал Баптист. — Пиши то, что я скажу тебе.
Лаблаш взял в руки известку.
— Пиши: я убил Джона Аллондэля, — продиктовал Баптист.
Лаблаш написал.
— Теперь подпиши свое имя.
Лаблаш исполнил это. Джеки и Билль стояли в стороне, не понимая, что это значит, но вмешиваться не посмели.
— Теперь, — произнес торжественным тоном Баптист, — состоится казнь. Уведите его! — приказал он своим товарищам.
Джеки подошла к нему и взяла его за руку.
— Что ты задумал? — спросила она в испуге.
— Чертово болото! — ответил метис.
Глава XXIV
ЧЕРНАЯ ПАСТЬ
Вернемся к тому, что произошло в уединенном домике.
Когда Лаблаш завесил окно, оба партнера с величайшей серьезностью приступили к игре в покер. Странная это была игра, в которой на карту была поставлена судьба молодой девушки, ничего не подозревавшей об этом. И окружающая обстановка подчеркивала ее необычность.
Каждый рассчитывал выиграть, и оба старались изо всех сил. Лаблаш был уверен в себе. Старый Джон нервничал. В отношении карточной игры он был безукоризненно честен. Лаблаш же полагался на свое умение не столько играть, сколько манипулировать с картами. Он предпочитал свой обычный метод — метод «отражения», как он мысленно называл, но на этот раз старый Джон почему-то запротестовал против того, чтобы он держал на столе свою знаменитую записную книжку с серебряной покрышкой. К тому же этот метод давал только одно преимущество: знание карт своего партнера. А теперь Лаблашу нужен был более верный, хотя и менее деликатный способ подтасовки. И он без колебания прибегнул к этому средству.
Но он не рассчитал одного. Джон Аллондэль, против обыкновения, был трезв. Дорого бы дал Лаблаш за бутылку виски на столе, но он слишком поздно вспомнил об этом. После нескольких проигрышей старый Джон стал подозревать неладное. Его раздражала медлительность и кажущаяся неловкость Лаблаша, когда тот тасовал карты, и с каждым новым проигрышем гнев его возрастал. Он напряженно наблюдал за движениями толстых рук противника, подумывая о том, не прервать ли ему игру и не решиться ли ему на прямой разрыв с ростовщиком, не заботясь о последствиях. Лаблаш заметил неестественный блеск в его глазах и инстинктивно нащупал у себя в кармане револьвер. Но он все еще не думал, что старый Джон подозревал его, и приписывал его раздражение естественному беспокойству за исход игры.