— Ты была права, — продолжал граф тем же серьезным тоном. — У меня были от тебя секреты.
Девушка не сводила взгляда с его синих глаз, а внутри у нее все сжалось. При упоминании о секретах она вдруг ясно осознала, что сейчас муж признается ей в своей собственной измене.
Но следующие его слова развеяли ее худшие подозрения.
— Мои отъезды из Ривервуда на прошлой неделе не связаны с любовными свиданиями, Мадлен. У меня вообще нет любовницы. Все дело в том, что Министерство внутренних дел привлекло меня к раскрытию заговора против принца-регента.
— Заговор? — повторила она, все еще не веря в то, что ее опасения не подтвердились.
— Да. Помнишь, ты встречалась с моим другом Уиллом Стоксом? Он взял на себя мои обязанности на время моего отсутствия. Но события стремительно приближаются к развязке, поэтому я должен срочно вернуться в Лондон.
— Я понимаю, — пробормотала она.
Отчаяние захватило ее с новой силой. Рейн оставил важные государственные заботы в наиболее критический момент, чтобы примчаться в Мэйдстоун разрешить ее проблемы, но теперь он явно торопился вернуться к своим делам.
— Наверное, лучше всего будет, если ты сегодня к вечеру вернешься в Чизвик, — предложил он. — Сейчас моя прислуга сможет лучше о тебе позаботиться, чем я. Не забывай также и о новых друзьях.
Мадлен внутренне сжалась, хотя и понимала, почему Рейн стремится избавиться от нее. Она будет только отвлекать его в то время, когда ему необходимо сосредоточить все свое внимание на разоблачении заговорщиков. Рейн потом не сможет простить ни себе, ни ей, если регент будет убит во время его отсутствия.
— Да, — согласилась Мадлен, ухватившись за первое, что пришло ей в голову. — Так будет лучше. У меня по расписанию завтра занятия в пансионе. А я и так слишком запустила свои преподавательские обязанности.
Судя по выражению лица, это был не тот ответ, которого он ожидал. Тем не менее граф не стал на нее давить.
— Хорошо. После того, как я высажусь в Лондоне, ты поедешь в Ривервуд в этом экипаже.
Кивнув, Мадлен сложила остатки провианта в корзину. Затем, обхватив себя руками, как будто желая защититься, она перевела взгляд на проплывающие за окном пейзажи. Бездна пустоты разверзлась в ее сердце. А обвинения в собственный адрес терзали ее сознание.
Теперь она понимала, как была глупа. Она так старалась стать femme fatale, пытаясь угодить завладевшему ее чувствами Рейну, что превратилась в совершенно другого человека, с трудом теперь узнавая саму себя.
Ей нужно было понять раньше, что завоевать его любовь невозможно и соблазнение ни к чему хорошему не приведет. Она больше обвиняла себя, хотя Рейн тоже нес ответственность: ведь это он заставил ее желать его, мечтать о нем больше всего на свете.
После всего произошедшего девушка безумно сожалела, что вовремя не отказалась от пустых надежд. Если бы она это сделала, теперь в ее сердце не зияла бы так мучительно незаживающая рана.
Она должна лучше себя оберегать, поклялась себе Мадлен.
Следуя новому решению, она отодвинулась подальше от Рейна, от тепла его большого мускулистого тела.
— Я хочу немного подремать, — сообщила она скучающим голосом. — В прошлую ночь я почти не сомкнула глаз.
На его лице опять отразилось замешательство, как будто бы он собирался сказать что-то, но потом раздумал.
— Как тебе угодно.
Темная тяжесть навалилась на сердце Мадлен, когда она устроилась поудобнее в противоположном углу, отвернувшись лицом к стенке.
Хотя девушка и притворялась спящей, ей так и не удалось вздремнуть за все время пути. Ее сухие глаза пекло от недосыпания. Мерное ритмичное покачивание кареты прерывалось через равные промежутки времени, когда им перекладывали лошадей.
Через несколько часов, когда, уже совсем стемнело, ей показалось, что Рейн легко коснулся ее плеча.
— Мы приехали.
Когда экипаж остановился, Мадлен выпрямилась на сиденье.
Лакей открыл дверцу, и Рейн, не говоря ни слова, посмотрел на нее долгим взглядом, перед тем как шагнуть из кареты.
Потом он обернулся и тихо произнес:
— Прости меня, Мадлен. Мы продолжим этот разговор, когда все закончится.
И только сейчас она осознала, насколько опасно то, во что был вовлечен Рейн.
— Прошу тебя, береги себя, — сказала она негромко.
— Обязательно, любовь моя.
Любовь моя. Он, конечно, не имел в виду свои чувства, Мадлен это знала. Это была просто обычная для него фраза.
Карета тронулась, увозя Мадлен, чувствующую себя невыносимо одинокой и покинутой. Внутри она ощущала глубокую пустоту, от которой, казалось, ей теперь никогда не удастся избавиться.