— Нет, — ответил он непринужденно. — Хоть мы и не встречались раньше, но определенно не являемся незнакомцами.
Его тон смягчился, теперь он не распоряжался, а убеждал и очаровывал.
— Недавно вы назвали меня покровителем. Вы должны позволить мне побыть им еще немного.
Мадлен вспыхнула, вспомнив свою дерзость.
— Вы же знаете, я сказала это только с тем, чтобы охладить пыл барона Эккерби.
— Что вы проделали великолепно. Но у меня нет ничего общего с этим нечестивцем. Можете верить мне, мисс Эллис. В моем предложении помощи нет ничего неприличного. Ваш отец спас мне жизнь, и я перед ним в неоплатном долгу.
Мадлен не находила что сказать, понимая, что Хэвиленд со всей серьезностью взял на себя заботу о ее благополучии.
А он продолжал, словно размышляя вслух.
— Вы могли бы поселиться у меня, пока не найдете работу. У меня несколько домов: особняк в Лондоне, родовое поместье в Кенте, загородная вилла недалеко от Чизвика и другие владения. Но это все не годится, одинокой леди неприлично жить с холостяком. Разве что… вот, есть тихая гостиница в Лондоне, вполне подходящая для благородной дамы.
— Боюсь, отель мне не по средствам. Я планировала недорого арендовать комнату.
— Я буду счастлив оплатить ваши расходы.
Мадлен решительно замотала головой.
— Я не могу принять ваше пожертвование, лорд Хэвиленд.
— Это ничуть не пожертвование. Рассматривайте это как мое запоздалое возвращение долга другу.
— Лорд Хэвиленд, — сказала она, раздражаясь, — я всегда заботилась о себе сама и собираюсь это делать и впредь.
— Вероятно, так оно до сих пор и было, но сейчас особые обстоятельства.
Выпрямив спину, Мадлен медленно и четко, как будто бы он мог не расслышать ее слова, произнесла:
— Уверяю вас, я справлюсь самостоятельно.
— Охотно в это верю, но моя совесть не даст мне покоя, если я брошу вас на произвол судьбы.
— Ваш душевный покой в данном случае не имеет никакого значения.
Хэвиленд вскинул голову, улыбнувшись.
— Вам никто не говорил, что чрезмерная независимость иногда вредит вам, мисс Эллис?
Она независима, потому что вынуждена такой быть. Правда, он не дал ей этого сказать.
— Меня восхищает ваше стремление быть самодостаточной, но это безрассудство — отвергать помощь, которую я искренне желаю вам оказать.
Неожиданно для себя Мадлен не нашлась что ответить. Возможно, она действительно была безрассудной, отказываясь от его предложения. По правде говоря, доброта графа тронула ее едва не до слез. Девушке было привычнее хлопотать за других, чем ощущать заботу о себе. Но в то же время ей очень хотелось положиться на человека, излучающего такую силу.
Однако несмотря на искушение, она не могла согласиться. Не столько из-за некорректности предложения, сколько от нежелания оказаться в долгу.
— Благодарю, но я не могу принять вашу помощь.
— Ну что ж, я все равно не отпущу вас в Лондон одну, — и, неожиданно меняя предмет разговора, граф спросил: — А как насчет преподавания?
— А что насчет преподавания?
— Мои соседки в Чизвике, три сестры благородной фамилии, недавно одна за другой вышли замуж. Сейчас они ищут себе замену для преподавания в принадлежащем им пансионе для благородных девиц. Думаю, вам это вполне подойдет. Вот что, вы переночуете у старшей сестры Арабеллы, леди Дэнверс. Я недавно с ней виделся — они с супругом были среди гостей на приеме в Брайтоне, но уехали в Чизвик даже раньше, чем я. Перед этим молодожены провели несколько недель в свадебном путешествии и теперь спешили к твоим домашним делам.
— Вряд ли я могу позволить вам это сделать.
Рейн запнулся.
— Вы хотите сказать, преподавание вас не устраивает?
— Совсем нет, работа учительницы мне по душе. Но я не могу заявиться к ним вот так, без приглашения.
— Конечно, можете. Мое поручительство будет гарантией, что вас примут на должность. Уверяю вас, вы окажете леди Дэнверс любезность, взявшись обучать девиц благородным манерам.
Он поднял руку, пресекая дальнейшие протесты Мадлен.
— Я не намерен более спорить, мисс Эллис.
— Вы всегда так авторитарны?
— А вы всегда так упрямы?
— Да!
Улыбка заиграла в его красивых глазах.
— Что ж, я убедился: вы действительно говорите что думаете.
Она засмеялась, хотя и сама не знала, что может быть смешного в деспотичности этого аристократа по отношению к ней.
Вероятно, полагая, что она все еще колеблется, Хэвиленд продолжал убеждать: