Война с Пакистаном начала затихать. После того как Нукарадзу начал служить в ополчении, патриотизм его немного поутих. Вскоре он перестал читать журналы и ходить в клуб.
После первой ночи с женой все мысли его были заняты одним — как бы провести вечер и ночь вдвоем с Аммаду. Ему не требовался номер в шикарной гостинице, подошла бы просто отдельная чистая комната.
Три месяца он отказывал себе во всем и копил деньги, уговаривал Аммаду, придумал какую-то небылицу, чтобы мать разрешила, им не ночевать дома одну ночь. И после всего этого…
Нукарадзу опомнился, лишь дойдя до окраины города. Аммаду послушно шла за ним.
Их обогнал рикша. Заметив запоздалую пару в этом глухом месте, он звякнул колокольчиком. Нукарадзу чуть было не обругал ни в чем не повинного рикшу, но вовремя сдержался.
Они сели в повозку:
— В кинотеатр «Венкатешвара».
Но ни в «Венкатешваре», ни в других кинотеатрах билетов не было. Нукарадзу совсем помрачнел.
— Есть будешь? — обернулся он к Аммаду.
— Нет, я не буду. Но ты поешь, если хочешь. — Она старалась успокоить его.
Нукарадзу не мог вынести ее сочувственного взгляда.
— Пойдем, — он направился к ярко освещенному кафе неподалеку. Может, удастся на худой конец посидеть в уютном уголке. Однако очутились они в переполненной столовке, скамейка под ними шаталась, и стол был покрыт склизкой грязью.
Напротив них сидели рикши. Они заказали три чая, разделили три порции на шестерых и громко смеялись чему-то. «И что они хохочут, — раздраженно подумал Нукарадзу. — Отколотить бы их хорошенько!»
Он расплатился, и они пошли к выходу. Проходя мимо рикш, он презрительно и вызывающе посмотрел в их сторону. Какие-то парни уставились на Аммаду. «Ну подойдите же! Вот я вас!» — подумал Нукарадзу и двинулся в их сторону. Но парни уже не глядели на них.
Аммаду снова шла за Нукарадзу по улице. Было уже совсем поздно. Кое-где на ступеньках домов лежали люди, кое-кто спал прямо на тротуаре. На ограде моста сидели нищий и нищенка.
— У них нет дома, а как же мужья опят с женами?
— Да так, как собаки!
Нукарадзу внутренне содрогнулся.
В этом городе живут тысячи бездомных людей. Многие спят под деревьями, едят на оградах мостов. Во время дождя или при сильном зное забираются в какой-нибудь закуток. Их гонят отовсюду как собак. Беспросветная жизнь в грязи и слякоти. Жены и мужья живут на улице, и негде им укрыться от посторонних, разве что соседи закроют глаза.
Не жалость, а гнев закипал в Нукарадзу. В каком-то кино он видел, как люди восстают против несправедливости и насилия. А эти готовы терпеть вечно. Свиньям грязь не грязь.
Прогрохотал грузовик, следом за ним медленно двигался новенький автомобиль. В нем сидела девушка в белом сари и алой кофточке. В пучке ее черных волос виднелись белые цветы жасмина. Ей-то было где ночевать!
Вдалеке на площади три кинотеатра стояли словно три камня в огромном очаге демонов. Эти кинотеатры всегда бывали полны. Пока люди смотрят кино, они не замечают ни своей грязной, пропотевшей одежды, ни укусов москитов, ни зловонного дыхания соседей. Зрители прекрасно знают, что, если с молоденьких героинь на экране снять грим, они окажутся ровесницами их бабушек, что эти актрисы не поют, а только раскрывают рот, но, зная это, тем не менее с удовольствием поддаются иллюзии. Они верят или делают вид, что верят в выдуманные чувства на экране, где случается то, чего никогда не бывает в их жизни.
Люди не знают настоящих чувств, даже не мечтают о них. Как взрослые хитростью отвлекают детей, как представители власти одурачивают народ лживыми обещаниями, так и производители иллюзий одурманивают людей вымышленными чувствами. А люди с готовностью поддаются на этот обман. Даже платят за то, чтобы быть обманутыми.
У них нет мужества посмотреть правде в глаза. Иначе разве они стали бы глядеть на придуманных героев и героинь, слушать их лживые речи и при этом глотать слюну и выражать свой восторг свистом?
Нукарадзу никак не мог успокоиться. Он злился все больше и больше: и на тех, кто смотрит кино, и на тех, кто его снимает.
Тем временем они подошли к площади, где находились кинотеатры.
— Девушка, вы откуда? — спросил Девуллу. Он заметил, что Нукарадзу раздражен, и поэтому обратился не к нему, а к его спутнице.