Выбрать главу

— Убирайся! — заорал я.

Я был раздражен до предела. Только ушел в отставку, а тебя уже ни в грош не ставят! С детьми сладу нет, только что крышу с дома не срывают.

Шесть озорных мальчишек, старшему, Раджу, двенадцать лет. Встрепанная шевелюра и задумчивый взгляд. Я думал, что он станет поэтом или философом, но он обнаружил склонность к технике. Однажды за ужином перегорели пробки, Раджу вскочил и в одну минуту, светя себе карманным фонариком, вставил новые пробки и с гордым видом уселся на свое место. Я заметил, что, видно, надо ему бросать школу (отметки — хуже некуда) и работать монтером.

— Не грех бы похвалить парнишку! — мягко упрекнула меня жена.

Другие члены семьи стали благодарить мальчика, а он, как ни в чем не бывало, заявил:

— Это пустяк! А на дедушку я не обижаюсь. Он старый, и я его уважаю, пусть говорит, что хочет.

Все сидящие за столом разразились смехом, а я вконец расстроился и замолчал.

Шесть сорванцов — один уймется, так другие нашкодят. Вот сцепились двое младших, раздался дикий вопль, и я кинулся их разнимать.

Я поднял с пола семейную фотографию и стал ее рассматривать. Вот мой сын Раджасекхар, который получил «эм-эй» — степень магистра искусства; его жена Рама — очень мила, ничего не скажешь. Рядом с ней — Суджата, моя старшая дочь. Она живет в Бхилаи, ее муж работает на заводе. Вторая дочь — Ванаджа, ее муж преподает в колледже в Бангалуре. Это по случаю ее родов уехала моя жена. Лучше бы Ванаджа сюда приехала. Но муж ее не отпускает. В результате вместо дочери и жены я имею стопку нежных писем.

А вот и третья дочь, она еще не замужем. Сдала на «эм-эй» и преподает в женском колледже. Сверх того в газетах сотрудничает. С разговором о замужестве к ней не подступиться — обольет презрением. А у отца из-за этого сердце не на месте.

Пожалуй, с момента отставки я ни разу не чувствовал себя спокойно. Буквально ни минуты покоя. Когда жена дома и дети ходят в школу, еще куда ни шло. Но теперь? Я даже не в состоянии дочитать до конца утреннюю газету.

К десяти часам мой сын и невестка уже уходят на работу (невестка — школьная учительница). Я остаюсь один в доме и с тоской вспоминаю мою жену, ее доброе лицо, ее стройную фигуру. Я написал ей неделю назад. Жаловался, что никто меня не слушает. Ответа от нее не было. Видно, даже ей до меня дела нет.

Да, дети взрослые, живут сами по себе. От моей денежной поддержки отказались, а я ведь получаю хорошую пенсию. Хотел подарить младшей дочери золотое ожерелье, так она раскричалась на меня. Дескать, просто неприлично покупать такие дорогие вещи в нынешние тяжелые времена.

Тогда я решил снять деньги со своего банковского счета. Три тысячи рупий — немало! Придя домой, я сказал об этом сыну, но он и не подумал о чем-нибудь меня спросить. Я обиделся и закричал:

— Да, я снял деньги, чтобы отдать их первому встречному! Раз никто в них не нуждается…

Сын нисколько не был обескуражен моей вспышкой. Он спокойно обратился к жене:

— Отец что-то сердится. Свари ему кофе, пожалуйста…

На следующий день я положил деньги обратно. Банковский служащий заметил, что он так и думал: к чему, дескать, мне такая сумма. У меня ведь хорошие дети, стоят на собственных ногах, не то что у него — все из отца тянут…

Дома опять бесчинствовали дети. Раджу-то занят делом — чинит граммофон. А его два брата вырезали картинки из журналов и крошили их на мелкие клочки — весь пол был замусорен. Еще двое выдували мыльные пузыри. А тот негодник, что разбил семейный портрет, выдавливал из тюбика зубную пасту и разбрызгивал ее кругом. Он был весьма увлечен своим делом.

Я не мог оставаться безучастным и выставил на улицу всех до одного, включая безвинного Раджу. На улице была палящая жара, но какое мне дело. Я должен был их наказать.

Я слышал за дверью, как Раджу утешал детей. Куда поведет их этот негодный? Играть с соседними детьми? Но те в это время спят.

Нет, сердце не на месте. Перегреются на солнце дети, заболеют. И в другой раз дочери не пришлют внуков на каникулы.

Я вышел из дому. Они все стояли шеренгой у стены. Раджу дерзко спросил меня, почему я долго не шел. Я посмотрел на младшего озорника, перемазанного зубной пастой, и протянул к нему руки, он кинулся в мои объятия, другие — следом.

Раджу снова уселся чинить граммофон. Моя третья дочь пришла из колледжа и спрашивает: