— Твое счастье. Можешь идти. — И констебль удалился вместе с владельцем кошелька.
Когда они ушли, Симхачалам спросил у Сатьяма:
— Где живешь?
Сатьям, никогда не имевший своего дома, молча смотрел на него.
— А где мать? — спросил Симхачалам. Сатьям уставился в землю.
— А отец? — Сатьям все так же молчал.
— Что, умерли?
— Не знаю.
Симхачалам привел мальчика к себе домой.
Мать Сатьяма, зачавшая его в грехе, даже не взглянула на своего младенца. А отец безжалостно бросил его на берегу канала. Наверное, от такой несправедливости содрогнулась вселенная, разверзлись небеса, хлынул ливень, который и обмыл тельце новорожденного. А утром, словно спохватившись и пожалев, ласковое солнышко обсушило его.
А потом на Сатьяма наткнулся старый Венканна, нищий. Венканна с утра до вечера не переставая кашлял. Вечерами он ходил побираться. Его сопровождали помощники, двое мальчишек-калек: один — колченогий, другой — слепой.
Венканна подобрал младенца и дал ему имя Сатьям. Он не жалел, что приходится кормить младенца, принял его как дар божий.
Венканна задумал со временем сделать Сатьяма главным среди нищих. Он долго решал, что лучше: сломать ему ноги или выколоть глаза? Так и не успел решить. Прокашляв два года, однажды ночью он умер. Хромоножку и слепого тут же как ветром сдуло. А Сатьям, не ведая, что такое смерть, сначала спал, положив голову на живот покойника. Потом проснулся. Было темно, лишь где-то далеко-далеко в деревне виднелись огоньки. Единственное, что понял Сатьям, проснувшись, — это то, что ему хочется есть. Он долго просил об этом Венканну. Однако тот, лежавший с жуткой гримасой на лице, не откликался. Ребенку стало страшно, и он стал громко плакать. На крик прибежали бездомные нищие, коротавшие ночь под деревьями поодаль. Утром они потащили тело Венканны в деревню в надежде поживиться за счет пожертвований на его похороны. Место под деревом, числящееся за Венканной, заняла одна нищенка. С этим местом перешел к ней и Сатьям. Через два года та побирушка за десять рупий отдала Сатьяма в поводыри одному слепому нищему. Сатьям помнит, как он водил слепца по улицам, держась за его палку, и громко кричал:
— Подайте слепому, безглазому!
Когда подаяний не было, слепой этой же палкой лупил Сатьяма.
Сатьяму было почти двенадцать лет, когда слепой умер. Побирушка заявила было свои права на Сатьяма, но он отверг ее притязания и остался свободным. Некоторое время собирал милостыню. Потом зарабатывал медяки, перенося кто что прикажет. Продавал коровий навоз. Мыл автобусы. Если удавалось, мошенничал, при случае шарил по чужим карманам. Если попадался — били, а то и сажали за решетку.
Много испытал Сатьям. Узнал, что есть на свете справедливость и обман, великодушие и жестокосердие, доверие и предательство, любовь и ненависть, плохого больше — в этом он убедился твердо.
Сейчас Сатьяму уже двадцать два года. В нем кипит жажда жизни. Когда он впервые появился в доме у Симхачалама, тот жил с женой, сыном и своей младшей сестрой Виджрой. Ей было тогда восемнадцать лет. Девка в соку. Увидел ее Сатьям и остолбенел, очарованный ею.
В тот вечер Симхачалам рассказал Сатьяму историю своей горькой жизни. Выслушав его, Сатьям, давно потерявший веру в людскую доброту, изрек:
— Ну и дурак же ты!
Помолчал немного и продолжал:
— Я согласен, человек должен быть добрым. Только ведь когда? Если бьют по одной щеке, зачем же подставлять и другую? Хорошего человека надо почитать, это верно. А негодяя бей, не то он тебе житья не даст. От злодея добра не жди, он тебя со свету сживет. Ты на него первый налетай, тогда он тебя бояться станет…
Вот так Сатьям и остался жить у Симхачалама.
А сейчас Сатьям стоит и наблюдает, как зачарованный Симхачалам не отрывает взгляда от витрины магазина.
— Ну, чего смотришь, гуру? Купи своей жене такое сари, — поддразнил его Сатьям. — Если есть на что.
Симхачалам смущенно вывернул карманы. Несколько сигарет, коробок спичек, полторы рупии мелочью — вот и все. Сатьям засмеялся.
— Не густо, и к тому же полторы рупии не твои — ты их отдашь хозяину коляски. А за сигареты сари тебе никто не продаст. Радуйся, если коробок спичек дадут.
Симхачалам тоже засмеялся, хотя ему хотелось плакать. Сатьям, задумавшись на минуту, произнес с видом полководца, решающего исход сражения: