Молодая веточка, усеянная зелеными листьями и длинными пушистыми сережками лишь притворилась, будто находится на расстоянии вытянутой руки. Стоило лишь протянуть руку, как между ней и ветвью простиралась целая пропасть. Антон занял прежнее устойчивое положение на балконе. Он посмотрел на открытое настежь окно, находящееся как бы внизу и по диагонали от него. Вот кому не составило бы труда нарвать листьев столько, сколько хочется. Другая из ветвей той же самой березки, чуть пониже, казалось, вот-вот подцепит полупрозрачную зеленую занавеску и заглянет внутрь квартиры, ожидая, когда ее пригласят пройти.
Антон хотел было в последний раз поднести сигарету ко рту, как заметил, что в руке её нет. Во рту тоже. И на балконе нет. Где же она? Должно быть выронил куда-то в клумбу за декоративным забором. Была ли она потушена? Он не помнил. В глазах, которые сегодня ночью ни на минуту не сомкнулись от мыслей об этой самой сигарете всё двоилось, и разглядеть с четвёртого этажа столь мелкий объект, если он, конечно, действительно где-то внизу, в предрассветных сумерках сделалось невозможным. Он плюнул на это. Антон подумал над тем, что сейчас ему не помешает тщательно помыть руки, на всякий случай подержать окно открытым еще некоторое время и, конечно, спрятать в сумку сигареты.
Антон резко проснулся от оглушительного хлопка и в ту же секунду ощутил резкий толчок, из-за которого упал с кровати. Он не понял, что произошло, и какое-то время ещё лежал на полу полусонный. С улицы до него донёсся гул десятка человеческих голосов и вой сирен. Антон хотел было выйти на балкон посмотреть, что происходит, но едва он открыл балконную дверь, и собрался сделать шаг, увидел, что балкона-то больше и нет. Всё, что от него осталось — это опалённый узкий обрубок бетонной плиты, вросший в стену дома, и тот устремился куда-то вниз прямо на глазах. Антон отшатнулся. Это окончательно его разбудило.
— Антон! Антоша! — в комнату вбежала мама. — Антон ты цел? Тебя не задело?
— Что происходит?
— Потом, потом, скорее!
Антон в недоумении выбежал за ней в коридор. На его плечи тут же была наброшена лёгкая куртка, а в руки вручена испуганная пронзительно мяукающая Муська. Мама выудила из ящичка в коридоре папку с какими-то документами и вытолкала сына с кошкой на лестницу. Руки и ноги сделались ватными, голова раскалывалась, к горлу подступила тошнота, а всё тело пробирал озноб — Антон ощущал на себе все последствие свих ночных бодрствований.
Они вышли на улицу, где уже собрались люди. Все они были точно такие же, как Антон с матерью — в ночных рубашках, сонные, обескураженные ранним подъемом. И все они неотрывно смотрели в какую-то определённую точку. Антон насторожился. Он искал предмет, притянувший к себе все эти беспокойные взгляды. Вспомнил свою ночную вылазку. Настежь распахнутое окно, веточку березы, полупрозрачные зеленые занавески, подергиваемые рябью… Сейчас на этом месте разверзлась бездна, черная дыра, расползающаяся по панельной стене дома, из которой клубами валил густой темный дым, поднимаясь столбом в розовое майское небо.
Открылась дверь подъезда, и оттуда выплыли носилки. Настолько легко они двигались, направляемые двумя фельдшерами, что на первый взгляд можно было подумать, что они пустые, однако вглядевшись, Антон сумел рассмотреть невнятные очертания — единственное, что оставалось любопытствующим глазам, а все остальное было надежно прикрыто какой-то материей. Наверное, в половину его роста, вон там спереди Антон разглядел две тонкие, как ветки, ножки, с другой стороны — голова, на вид не больше увесистого грейпфрута…
Какая-то мысль стрелой пронеслась через туман, окутавший разум и вонзилась куда-то очень глубоко в мозг. Мама выхватила из рук Антона кошку, прижала к себе одной рукой, а другой принялась беспокойно зарываться в ее мягкую рыжую шерсть, не отрывая взглядов от машины скорой помощи, которая, вскоре после того, как сумела разъехаться с пожарными, скрылась где-то за поворотом. Вой её сирены всё ещё был слышен очень отчетливо.
Голова закружилась, ноги дрожали, но несли Антона куда-то вперёд, подальше от места трагедии. Он отошел от толпы зевак. Антон побежал. Он чувствовал, что должен. Еще немного, и оно наступит ему на пятки, задавит и втопчет в землю. Он уже чувствовал прямо за своей спиной тяжелое дыхание, гулкие шаги в увесистых ботинках, оставляющие после себя глубокие следы на мягкой почве. Росистая, давненько не кошенная трава, росшая позади дома, била по щиколоткам. Обыкновенные травинки, мокрые от росы, неожиданно будто превратились в сотни маленьких ножичков — Антон умудрялся порезаться почти об каждую из них. Он бежал вперёд, позволяя веткам берёз хлестать себя по лицу и шее, пока деревья не закончились. Он оказался на пустыре. Вокруг него была лишь глинистая земля. Он остановился и упал на колени, не в силах продолжать этот бессмысленный побег. Слёзы понемногу высохли, а дыхание выровнялось. Антон себя пересилил. Долго не решаясь поднят глаза от месева из крови и воды, в которое превратились его ноги ниже колена, он всё же оглянулся назад. Перед ним стоял невероятно крупный человек. Это был пожарный, если судить по его тяжелому доспеху, защищающему если не от удара меча, то от языка пламени. Он стоял неподвижно, смотрел на Антона и в то же время куда-то поверх него. Словно статуя, которая внезапно ожила, тот зашевелил рукой. Его тяжёлая перчатка медленно поднялась, демонстрируя Антону крошечный мятый окурок. неуклюже, но крепко зажатый между пальцев.