— Я, девочки, ни капельки не дурю! — оправдывалась Инка. — Я ведь привыкла вставать рано.
Летом и осенью было особенно хорошо гулять по берегу свежей, пахнущей росными травами реки, смотреть, как неторопливо тает над ней сиреневая дымка и из-за ближних сопок встает заря. Хуже, конечно, было зимой, когда по утрам обычно мела поземка и стояли крепкие морозы с такими густыми, непроницаемыми туманами, что Инка чувствовала себя оторванной от всего живого мира.
Однажды, когда из-за сильной стужи Майя Гриневич запорола кладку капитальной стены и пришла в общежитие грустная с заплаканными глазами, Инка подсела к ней, обняла за плечи, стала успокаивать.
— Ну, не надо, Майечка... Завтра чуть свет встанем с тобой, пойдем и переложим стенку...
— Спасибо тебе, Инночка, я уж сама как-нибудь.
— Так и знала, что не захочешь. Опять не веришь, что я смогу... — обиделась Ряпушкина.
...Майя Гриневич проснулась, как и хотела, в третьем часу ночи. Чтобы не будить Инку, она, не зажигая света, оделась, взяла из тумбочки горбушку хлеба и осторожно, стараясь не скрипеть дверью, вышла на улицу.
Было холодно и ветрено. В небе висел неяркий серп полумесяца. На противоположном берегу реки одиноко высилась похожая на сахарную голову сопка, которую здесь почему-то называли «Сахалин». Ветер завывал в щербатых торосах, сдувал со льда снег и кружил его в мглистом воздухе.
Майя шла вдоль берега по крутой и узкой горной тропинке, спрятав руки в карманы стеганки и опустив голову. Перебравшись по скользкой обледенелой доске через глубокий овраг, она вскоре вышла на Береговую улицу. К ее радости, около подъемного крана дотлевал вчерашний костер. Разворошив его, она подбросила охапку стружек и, когда они разгорелись, положила в огонь несколько обломков сосновых досок.
Еще ни разу не приходилось Майе ночью оставаться одной на стройке; и, когда она посмотрела на высокие, покрытые изморозью леса, у нее вдруг от страха сжалось сердце. Но яркий огонь костра немного подбадривал, и Майя не так остро чувствовала свое одиночество. Пожалев, что отказалась от помощи Инки, она медленно поднялась на четвертый этаж. Здесь ветер был резче, а мороз лютее.
В бадье, укрытой брезентом, было еще много раствора. Подбавив туда хлорки, Майя быстро перемешала раствор и снова укрыла бадью. Потом отыскала молоток и принялась разбирать вчерашнюю кладку. Верхние ряды разобрала довольно быстро, а нижние поддавались туго.
За час разобрав кладку, Майя решила немного отдохнуть. Она сняла перчатки, провела ладонями по щекам: они были шершавые и сухие. Майя подумала, что обморозила щеки, и принялась сильно тереть их, пока кровь не прихлынула к лицу и не застучала в висках. Потом снова принялась за работу.
Вдруг перед Майей выросла фигура ночного сторожа Акима Ивановича Сойгора в длинной медвежьей, мехом наружу, шубе, подпоясанной электрическим шнуром. Мохнатая шапка с опущенными ушами немного скрывала широкое скуластое лицо старика. Попыхивая трубочкой, он молчаливо, с удивлением разглядывал девушку.
— Что надо, Аким Иванович? — не без тревоги спросила Майя.
— Моя все думай-думай, почему ночью работай? Наш Коля дома спит, а ты работай. Верно, и ему надо?
Коля Сойгор, внук Акима, работал крановщиком и иногда обслуживал бригаду Романова.
— Нет, Аким Иванович. Коля пускай спит. Ему с утра на работу. А мне уж немного осталось! — сказала Майя, подумав, что Аким Иванович, хоть и бывший шаман, но человек, видимо, хороший, и зря она его испугалась.
— Я мало-мало тебе помогай, ладно?
Подавая Майе кирпичи, он с интересом глядел, как она ловко укладывает их.
— Один кладешь, второй кладешь, глядишь — скоро большой дом будет, — восхищенно произнес он.
— Вот так по кирпичику новый город вырастет...
— Пускай его растет, — сказал старик, пряча в карман остывшую трубку. Он сбил на затылок меховую шапку, и Майя увидела, что Аким Иванович улыбается.
Майя отложила мастерок и с интересом разглядывала Сойгора. Ей вспомнилось, как однажды Инка Ряпушкина рассказала веселую историю: последний нанайский шаман пришел к Буренцову и стал просить, чтобы его устроили на какую-нибудь работу. И парторг предложил старику поступить сторожем на склад.
— Что смотришь? — спросил старик. — Наверно, я тебе интересный? — И его маленькие глаза под припухлыми веками сузились еще больше.
— Вы, Аким Иванович, очень добрый человек! — вырвалось у Майи.
— Чего там! — махнул рукой старик, подавая ей последние два кирпича. — Все, кончились!
— Больше нам и не требуется! — ответила Майя. — Скоро смена придет...