— Дело большое, надо за сильным шаманом посылать, а я не могу...
В тот же вечер люди отправились на глухую таежную протоку, где жил Аким Сойгор. Они привезли его ночью на Большое озеро и упросили сразу же пошаманить. Пока Анастасия Бельды грела над очагом бубен, а другие жгли багульник, Сойгор прилаживал короткую юбочку, отороченную лисьим мехом, и навешивал на себя разные побрякушки из костей и жести. Ему подали бубен. Закатив маленькие подслеповатые глаза так, что исчезли зрачки, шаман судорожно дернулся, подпрыгнул и пошел плясать на меховом коврике, постукивая сухой лисьей лапкой в нагретый бубен, и выкрикивал:
— Чтобы города не было, чтобы города не было!
Почти час он кружился, плясал в дурманящем теплом тумане, потом, совершенно обессилев, повалился на коврик. Отдышавшись и придя немного в себя, Сойгор поднялся, шатаясь, как пьяный, вышел на улицу, сел на сырую от ночной росы землю и так просидел до рассвета — молчаливый, обмякший, чужой... Уже перед тем как сесть в лодку и отправиться обратно на свою протоку, он уверенно заявил:
— Не будет, однако, города!
И люди поверили ему.
Пока в Москве уточняли проекты, прошло много времени. Заглохли слухи, что будут сносить рыбацкое селение, где родились старики нанайцы и родители этих стариков. Зато ширилась и росла молва о всесильном шамане Акиме Сойгоре, и многие в душе жалели, что когда-то обидели его, заставили уйти от людей. Несколько раз сородичи ездили к Сойгору, просили его вернуться на Большое озеро, но шаман был непреклонен. Он заявил, что на протоке, среди тайги, ему хорошо общаться с духами, легко дышать и думать.
Прошло два года.
...Однажды в ясное морозное утро на льду Амура показался караван автомашин. Головная пятитонка, крытая брезентом, с красным флажком на карбюраторе, слегка покачиваясь на торосах, неожиданно для рыбаков, сидевших около лунок, круто повернула к Большому озеру. Шофер не успел затормозить, как из крытого кузова спрыгнули на берег два десятка строительных рабочих с топорами и пилами. С ходу развели костры, развернули палатки. Следом прибыли из Комсомольска тракторы, бульдозеры, и всю ночь на пустынном берегу не смолкал гул моторов.
Нанайцы поняли, что новый город строят, что не пройдет и ползимы, как старому поселку придет конец.
Старики снова собрались у Анастасии Бельды. Теперь самое время пошаманить, поговорить с добрыми духами. Но почему-то не сдержал Сойгор своего слова, не приезжает.
— Далеко в тайге живет, не слышно ему! — сказал Киле Помпа, маленький, короткошеий старикашка, в чей ветхий домик на краю поселка уже нацелился бульдозер и не сегодня-завтра разнесет его в пыль. — Надо бы сходить за Сойгором!
— Вот и сходи, Помпа, — посоветовала Анастасия.
Помпа помялся, почесал волосатую грудь, пожевал черенок трубки.
— Схожу, наверно!
...Ночь выдалась морозная, но очень тихая, лунная. Аким Иванович вышел из своего шалаша, огляделся по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, прикрыл дверцу, подперев ее валежиной. Набив поплотнее трубочку табаком, чтобы его хватило надолго, стал на широкие, подклеенные нерпичьим мехом лыжи и едва приметными тропками направился к Большому озеру, чтобы собственными глазами увидеть, какие там произошли перемены.
Долго шел Аким Иванович по снежной тайге, огибая уступы гор, пробираясь сквозь мерзлые кустарники. Когда часа через полтора подошел к реке, то не сразу спустился на лед, а постоял у широкого кедра. Потом крадучись стал медленно приближаться к поселку. Из деревянных труб зыбкими столбиками поднимался дым, и Сойгор немало удивился тому, что в такой поздний час — было уже за полночь — сородичи еще бодрствуют. Больше всего поразило старика, что в домике Игната Сойгора, сына Акима Ивановича, тоже не спали. Он, конечно, не знал, что Коля Сойгор пригласил ночевать двух бульдозеристов, и они сидят втроем у горячей печи.
Подойдя к Большому озеру, освещенному луной, Аким Иванович увидел палатки и ярко горевшие костры. Шаман понял, что и здесь люди бодрствуют.