Старик утвердительно закивал, хотя ему и не все было ясно.
Так начал Аким Иванович новую жизнь. Нес он службу около склада усердно. С наступлением сумерек садился на пенек, ставил рядом старенькое ружьецо, курил трубку и окликал каждого, кто проходил мимо.
После Коля Сойгор рассказывал Инке:
— Когда я в первый раз поднялся на кран, все мои родичи пришли смотреть. Сидели на траве, наблюдали, что со мной будет. Дед пришел, отец пришел, мать с сестренками пришли, весь день не уходили домой, все смотрели. Шутка ли, — никогда наши нанайцы в глаза подъемного крана не видели, а тут случилось такое дело, что я, нанайский парень, под самое небо взобрался и такой машиной ворочаю.
Сперва мне смешно сделалось, а потом стыдно перед Иваном Порфирьичем. Конечно, мастер понимал, что родные за меня очень боятся и поэтому сидят на земле и смотрят вверх с разинутыми ртами. А когда в обеденный перерыв вниз сошел, родичи окружили, словно не верили, что я живой с неба вернулся.
— Как там наверху, ничего? — спросил отец.
— Хорошо!
А мамаша вцепилась в меня, тянет домой и со слезами просит: «Больше, сынок, не надо!» Еле отвязалась, честное слово. Я уже учебу в положенный срок закончил, разряд получил, получку домой принес, — все равно, мать в страхе за меня жила. А когда наши на Быструю в новый поселок перебрались, мать каждый день на оморочке сюда приезжала, следила за мной, чтобы я с крана не упал. — Коля весело засмеялся. — Хорошо, что дедушка мой Аким Иванович шаманить бросил, а то бы еще камланье устроил, разных там духов накликал на меня, чтобы они на землю меня поскорей вернули. Прямо беда, честное слово. А прошло время, — мама видит, что живой, здоровый на землю возвращаюсь, и успокоилась. Даже гордиться мной стала, что выше других работаю.
Аким Иванович, возвращаясь с дежурства, возле башенного крана, которым управлял Коля, каждому встречному говорил с гордостью:
— Там наверху Коля Сойгор; его, однако, мой внук будет!
Живет в тайге пчеловод
Так уж принято думать, что подвиг непременно связан с героическим поступком.
Скажем, летчик, когда у самолета отказал в воздухе мотор, сумел посадить машину в лесу. Юноша, рискуя жизнью, вынес из горящего дома двух близнецов-малюток, безмятежно спавших в люльке.
Да разве перечислить, сколько подвигов совершают ежедневно советские люди в разных уголках нашей страны!
Но есть подвиги иного рода. Они не связаны ни с героизмом, ни с риском для жизни.
Около Синего озера в тайге живет пчеловод...
Однако расскажем все по порядку.
Приехав рано утром на станцию Синее Озеро, я думал, что сразу же попаду к Анисиму Петровичу. Оказалось, что это не так-то просто.
Само Синее озеро, давшее название станции, вернее, полустанку, — находится в двух или трех километрах отсюда. Где именно, я не знал. А тут, как на грех, сопки затянуло туманом и начал сеять душный моросящий дождик, которому, кажется, не будет конца.
Выбравшись на дорогу, стал ждать какую-нибудь попутную машину и вскоре услышал приближающийся шум мотора. Когда же грузовик поравнялся со мной, оказалось, что он идет от Синего озера.
«Ладно, — решил я, — пойду в поселок, там пережду непогоду и заодно расспрошу, как попасть к старому пчеловоду».
Поселок раскинулся по краю тесной долины, которую наискось пересекала очень быстрая горная река. Перешел ее по камням и сразу очутился перед небольшим домом под белой железной крышей.
Постучался в окошко.
Через две минуты на улицу вышел мальчуган лет четырнадцати с шапкой светлых, почти овсяных, давно не чесанных волос. Он даже не спросил, кто я и что мне нужно, и сразу пропустил в хату.
— Папка, к вам! — сказал он.
Хозяин дома оказался таким же гостеприимным, как и его сын Коля, и сразу же пригласил к столу пить чай.
Узнав, что мне нужно добраться на Синее озеро, а оттуда к пасечнику Анисиму Петровичу, он сказал:
— Часа через три, когда развиднеется, провожу. Нам как раз по пути будет. Собираюсь на объезд лесоучастка.
— Так вы лесничий?
— Точно.
— Видимо, хорошо знаете Анисима Петровича?
— Как не знать. — И тяжело вздохнул: — Совсем дедушка плох. Лежит, прикован к постели; поднимется, нет ли?
Мы пили крепкий чай с янтарным сотовым медом («от Анисима Петровича медок») и разговаривали о старом пчеловоде.
Меня удивило, что лесничий ничего не знает о гербарии медоносных растений, который всю жизнь собирал дедушка Анисим и недавно подарил областному краеведческому музею.
Колька сидел напротив, отхлебывал чай из большой кружки и с каким-то удивлением во все глаза смотрел на меня.