Как раз тут и начинается быль, похожая на сказку, в которую не сразу бы поверил, если бы не пришлось увидеть своими глазами, как рождается и умирает тихоокеанский лосось — самое удивительное, самое, если хотите, загадочное в мире существо.
В самом деле, чем объяснить, что дальневосточный лосось возвращается метать икру в свою далекую родную речку, где он три или четыре года назад вылупился из икринки? Откуда у него такая привязанность, скажем, к той же Чуйке, затерявшейся в глубине таежных лесов?
Давно замечено, говорит Нина Петровна, что кета или нярка, загнанные ветром в чужую речку, где отлично нерестятся их «сородичи» из той же породы лососевых, «устывает», не выметав икру.
Только в последнее время ученые-ихтиологи подошли к разгадке этой тайны.
Опыты, проделанные на рыборазводах, показали, что «компасом», который ведет лососей на старые нерестилища, являются органы обоняния. Так мало-помалу стало подтверждаться предположение, что запахи воспринимаются не только в воздухе, но и под водой. Оказывается, рыбы отлично различают запахи многих растений. Они не ошибаются даже в том случае, если воду, в которой находилась водоросль, разбавить в тысячу раз. Вырастив молодь лосося в воде, в которой в мельчайших дозах растворены пахучие вещества, можно уверенно ждать, что, возвращаясь из океана, рыбы будут искать запомнившиеся им запахи. Тогда их легко привлечь на искусственные нерестилища.
— Все это еще гипотеза, — говорит Нина Петровна. — Возможно, в будущем она и подтвердится...
В нерестовый период работники завода отлавливают рыбу простым неводом. Затем переливают ее в живорыбник — бат с отверстиями. Здесь лосось, плавая в воде, не чувствует никакой перемены. В таких живорыбниках лососей перевозят тысячами в теплицы.
В соседнем цехе уже приготовлены специальные рамки, очень похожие на пчелиные соты. На них и раскладывают икру. Каждая рамка вмещает две тысячи триста икринок кижуча или две с половиной тысячи икринок красной. Кетовых икринок помещается в рамке тысяча шестьсот.
Нина Петровна предлагает мне самому пересчитать икринки на рамке.
С полчаса считал я их, сбивался, путал, пропуская то целые десятки, а то и сотни, пока, наконец, насчитал тысячу шестьсот.
— Вот видите, — улыбается Нина Петровна.
Она ведет меня в дальний угол цеха, где работница ставит рамки в стопку и закрывает специальной крышкой. От 90 до 130 дней чистые струи проточной воды омывают икринки. Все это время Нина Петровна со своими помощницами отбирает мертвые икринки деревянным пинцетом. Делается это с исключительной осторожностью, чтобы не повредить здоровых икринок, в которых уже теплится жизнь.
— Ну, чтобы совсем понятно было, назову наш завод рыбным инкубатором. Вы, вероятно, видели, как выводятся цыплята; нечто похожее происходит и у нас.
И так проходит 130 дней.
Настает время, когда из икринок начинают «выклевываться» мальки. Пора переносить рамки в мальковый питомник, откуда они через некоторое время скатятся в озерный грунт.
— В озере они всю зиму будут приучаться к самостоятельности, — с улыбкой говорит Нина Петровна, — будут сами кормиться, набираться сил. А когда наступит весна, крохотные, размером со спичку, мальки из Тихого озера по протокам скатятся в Чуйку, из Чуйки — в Амур, оттуда — прямым путем в Охотское море. Спустя три, реже четыре, года взрослые лососи около метра длиной и весом в четыре-пять кило начнут возвращаться на родные нерестилища, чтобы оставить потомство и умереть. Ясно?
— Не совсем! Сколько мальков вышло из вашего инкубатора в прошлом году?
— Двадцать пять миллионов!
— Сколько же вернулось обратно в озеро на нерест?
— Из двухсот рыб, рожденных в инкубаторе, возвращается не меньше одной — двух.
— Ведь это мало, почти ничего!
Нина Петровна ничуть не смущается.
Она предлагает заняться простой арифметикой: итак, выпускают в океан двадцать пять миллионов рыб.
Из каждых двухсот вернулась одна. Если разделить двадцать пять миллионов на двести, — получится сто двадцать пять тысяч. Средний вес каждой рыбы не менее трех килограммов. Умножив сто двадцать пять тысяч на три, получаем триста семьдесят пять тысяч килограммов, или три тысячи семьсот пятьдесят центнеров...
— Все же это не так много, — настаиваю я. — Всего половина годового плана ставного морского невода.
— Допустим, — с жаром перебивает она. — Допустим, что так. А вы забыли, сколько миллионов рыб спасают, расчистив для них нерестовую площадь? Вылавливая излишки для искусственного разведения, мы создаем для сотен тысяч рыб нормальные условия нереста. Сколько сот миллионов икринок закладывают они в грунте озера? Даже если из пяти икринок даст потомство только одна, и то получится внушительное количество. И прошу вас не забывать, что таких заводов, как наш, пока еще слишком мало.