В июне 1643 года, по приказу якутского воеводы Головина, письменный голова Василий Поярков с ватажкой в 132 человека вольницы был послан в Приамурье с наказом: «Узнавать повсеместно про сторонние реки падучие, которые в Зию-реку пали; какие люди по тем сторонним рекам живут — сидячие ль, иль кочевые; и хлеб у них и иная угода есть ли, и серебряная руда, и медная, и свинцовая на Зие-реке есть ли; и кто иноземцев в расспросе скажет, и то записывать именно... И чертеж и роспись дороге своей и волоку к Зие и Шилке-реке и падучим в них рекам и угодьям прислать в Якутский острог вместе с ясачною казною; и чертеж и роспись прислать всему за свею Васильевою рукою...»
До поздней осени плыли люди Пояркова на дощатых лодках из реки в реку, сквозь дикую, нехоженую тайгу на восток. Когда пришла зима, вьюжная, с лютыми морозами, остановились перед Становым хребтом.
Многие в отряде дрогнули, испугались, повернули обратно. Но оставшиеся верными 90 человек вольных людей не покинули Пояркова. С ними он и перевалил по глубокому снегу на лыжах через Становой хребет и к весне 1664 года вышел к верховьям Амура.
Здесь, на гористом берегу реки, пока шел лед, построили новые лодки и в конце мая двинулись вниз по быстрому течению. Перед русскими смельчаками с каждым днем все шире открывался безлюдный край, и Поярков по достоинству оценил его. Какой простор для хлебопашца! Какое обилие рыбы в Амуре и его притоках! Сколько пушного зверя в тайге, в том числе и такого редкостного, как соболь! Богатый край; такого сроду не видывали! Вот где селиться русским людям, вот где жизнь строить!
А когда однажды в темную дождливую ночь землепроходцы увидели белые, озаренные каким-то таинственным сиянием скалы, от которых Амур был виден на добрый десяток верст, вовсе пришли в восторг. В то время они еще не знали, почему скалы светятся, однако Поярков в своей «скаске» писал о них якутскому воеводе, как о великом чуде, будто бы посланном самим богом...»
«Воздвигнув по пути остроги, — читал далее Таволгин, — Поярков со своей поредевшей ватажкой прошел за лето весь Амур и к осени 1644 года достиг устья. А дальше было студеное море, скрытое туманами.
Есть ли за тем хмурым морем земля? А если есть, то обитаема ли?
Ответить на этот вопрос мог сам Поярков, продолжив путь. Но за время похода добрая половина отряда погибла, а оставшиеся в живых вконец истощились, болели цингой и нуждались в отдыхе.
Это привело Пояркова к мысли обосноваться на зиму в устье Амура.
Объявив местным жителям-гилякам, что отныне эта земля принадлежит России, Поярков собрал с них небольшой ясак: 12 сороков соболей и 16 собольих шуб, и стал обживать новое место. Нужно сказать, что гиляки охотно делились с лоча, как они называли русских, своими припасами, помогали им строить юрты.
От гиляков же Поярков впервые узнал о каком-то острове, который лежит близко против лимана. Речь, как предполагают, шла о Сахалине, куда материковые гиляки ни разу не ходили, а слышать — слышали. Рассказы туземцев возбудили у Пояркова желание самому идти проведать ту близкую землю за туманным морем.
Ранней весной, как только лиман стал очищаться ото льда, землепроходцы стали готовиться к морскому плаванию. Построили кочи, благо лесу тут корабельного тьма, справили новую одежду, впрок навялили рыбы, насолили медвежатины и, тепло простившись с гиляками, вышли в открытое море.
Днем шли при полном штиле, гребли длинными дубовыми веслами, а когда к ночи задувал ветер, поднимали на кочах паруса, сшитые из выделанных оленьих шкур. Но русские плохо знали крутой нрав Ламского (Охотского) моря, самого сурового из морей. Летом оно кое-как миловало, а когда пришла осень, начались невиданной силы штормы. Кочи, как скорлупки, носило на волнах, кидало на рифы, разбивало о береговые скалы, где десятки людей нашли свою гибель.
Только малой горстке смельчаков во главе с самим Поярковым удалось выбраться живыми на берег. Более тридцати человек похоронила морская пучина. Тогда Поярков повел поредевшую ватажку голодных, измотанных людей горными тропинками, надеясь набрести на туземные стойбища. Так он привел их к устью реки Ульи. Прожил здесь до половины зимы, подкрепил людей и, раздобыв оленей, отправился на реку Маю, а оттуда по Алдану и Лене — в Якутск.