Стойко переборов все невзгоды лютой северной зимы, Геннадий Иванович продолжает исследования Амурского края. Он организует на берегу лимана новые посты и селения. Посылает своих помощников в неведомые еще глубинные районы, оказывает помощь местным племенам нивхов.
По свидетельству Антона Павловича Чехова, «это был энергичный, горячего темперамента человек, образованный, самоотверженный, гуманный, до мозга костей проникнутый идеей и преданный ей фанатически, чистый нравственно».
...Таволгин только до половины прочитал свою тетрадь, когда наступили сумерки. Солнце скатилось к горизонту огромным огненным диском, и дальний край моря зловеще запылал. Скопившиеся там небольшие облака, алые от закатного пламени, казалось, качались на зыби.
— Засиделись мы с тобой на Крильоне, дружище, — сказал Василий Николаевич и спросил старшину катера: — Как, Гладышев, пробьемся домой по приливу?
— Надо, товарищ капитан! — ответил старшина и завел мотор.
Катер, подрагивая всем корпусом, несся к берегу.
Мы сидели с Таволгиным друг против друга в тесном кубрике и молчали, каждый занятый своими мыслями.
О чем думал Василий Николаевич, какие чувства переживал он теперь, я, понятно, не знал.
А мне, под дробный стук мотора и плеск волн за кормой, слышался глуховатый звон старого медного колокола с мыса Крильон. Он рождал в душе гордость и восхищение мужеством русских людей, чьи славные дела на благо родины, как немеркнущий свет на белых Цагаянских скалах, озаряют сквозь даль времен и наш путь.