Он восхищался силой Науриса - левой рукой тот мог поднять двухпудовую гирю двадцать восемь раз подряд. Гиря стояла в саду за домом, Наурис был еще подростком, когда, сбросив рубашку, продемонстрировал: "Считай!" Мускулы перекатывались под кожей. Лицо сначала покраснело, затем стало бледным. Глаза застыли, словно стеклянные, и дух его как-будто воспарил далеко, если вообще дух был в этом теле, которое двигалось механически, как машина.
- Двадцать восемь!
Гиря с глухим стуком упала в траву.
- А ты?
- Я даже поднять не смогу.
- Попробуй!
- Не хочется.
- Попробуй, тебе говорят!
Винарт схватил двухпудовую гирю, но смог подтянуть только до груди.
- Бросай на землю, хиляк, еще грыжу заработаешь!
Наурис уже надел рубашку, вынул из кармана брюк две шоколадные конфеты - это всегда были самые лучшие: "Кара-Кум", "Южная ночь" или "Трюфели" - и самую помятую бросил Винарту, прицокивая: "Тцц! Тцц!" Винарту казалось, что он бросает с таким расчетом, чтобы конфету можно было поймать в воздухе лишь теоретически, практически же ее всегда приходилось поднимать с земли. Винарт уже несколько раз давал себе слово, что больше ни за что не станет поднимать конфеты, но во рту предательски набегала слюна и он убедил себя, что, поступив так, незаслуженно обидит Науриса. В школе они сидели за одной партой до восьмого класса, окончив который, Винарт пошел работать.
Если бы ему удалось победить хоть в одном виде спорта!
После уроков, когда собирались играть в футбол, из-за Науриса капитаны чуть до драки не доходили, а Винарта брали лишь в том случае, если, кроме него, не было никого другого - даже из младших классов. Как он тогда старался! К сожалению, чрезмерное старание обычно бывает непродуктивным - он запутывался в собственных ногах, и мячом сразу завладевал противник, или мяч с подачи летел совсем не туда, куда нужно. У него была весьма скромная мечта: играя вместе с Наурисом в нападении, забить несколько голов - хоть хитростью, хоть недозволенными приемами. Но они почти всегда оказывались противниками, и Наурис одним своим присутствием парализовывал его, а товарищи по команде позже говорили: "Блошиный король заодно с Наурисом!" Наурис же самодовольно смеялся и бросал ему конфеты: "Тцц! Тцц! Тцц!" Мало или много их было у него, но Винарту они доставались всегда. Блошиный король! Откуда только взялась эта блоха тогда! На уроке химии. Сидит себе на щеке. Он поймал и раздавил ее ногтем, а Наурис с отвращением отвернулся: "Блошиный король!" Винарт решил, что теперь все подумают: дом их полон блох, потому что мать работает дворничихой, а в другом домоуправлении еще моет лестницы и живут они в полуподвальной квартире-дворницкой. Квартира вообще-то была ничего, только темновата.
Мать рассказывала, что раньше было принято дворникам давать чаевые и дед в календаре отмечал все юбилейные даты жильцов, а в первый день Нового года у него обычно набирался полный карман серебряных латов, потому что он звонил в двери всех квартир подряд и говорил свое пожелание: "Счастливого Нового года, уважаемый господин!"
- Копченый окорок тогда стоил двадцать сантимов кило, а деревенское масло на рынке - один лат шестьдесят сантимов. Из довоенных жильцов осталась только Спулга, она одна еще поддерживает старый порядок и никогда меня не забывает.
Мать плакала, когда пришлось обменять дворницкую квартиру.
В старших классах Наурис начал лениться, и Винарт решил обогнать его в учебе. Он зубрил иностранный язык и готовил домашние задания прилежно, как никогда. Мать недоумевала - мальчишку не оторвать от учебников. Наурис по утрам и на переменах просил у него списать домашнее задание, но в конце четверти оказывалось, что у Науриса отметки все же лучше - ему достаточно было лишь чуть-чуть подтянуться, и пятерки сыпались сами собой: один раз прочел стихотворение - и уже помнил его наизусть, один раз перечитал новые иностранные слова - и уже знал их.
Улица была пуста, и шаги гулко отдавались в тишине. Тьма наступала со всех сторон, окна лишь кое-где светились. Во многих окнах мерцал голубоватый отсвет. Винарт пытался вспомнить, что же сегодня такое интересное показывают по телевидению - почти все смотрят.
Судя по запаху, Наурис пил коньяк.
- Вообще ты мне подложил свинью, - сказал Винарт. - Пока домой, пока обратно - целый час пропал!
- В другой раз носи деньги при себе!
- Ты поил его коньяком?
- Нет, водкой. Коньяку я дернул в Игавниеки, пока ожидал автобус.
- Надо было "голосовать".
- Не хотелось стоять с поднятой рукой, словно нищему. Мне нужно было выпить чего-нибудь, чтоб успокоиться. Хлороформ-то его не свалил! Полстакана выпил и вдруг словно захлебнулся. На губах выступила пена, взревел и кинулся вон. Я не сразу сообразил, что делать, ноги у меня словно одеревенели.
- Ты что, мало подмешал?
- Хлороформа? Скорее, у моего старика он выдохся от долгого хранения в шкафу. В водку я налил лошадиную дозу. Как быстро он бежал и как орал на бегу!
- Разве у хлороформа такой характерный вкус, что он не допил и побежал?
- Не знаю, - Наурис пожал плечами. - Узнать он меня не мог: мы виделись только один раз - он тогда делал нам камин. В таком случае он сказал бы, когда мы собрались пить. На закуску у меня была копченая салака. Я выложил на стол и развернул бумагу. "Эй, босс! - кричу. - Иди салаку жрать!" Слышу, скребет где-то за трубой. Чтоб быстрее сообразил, я звякнул стаканами. Прибежал сразу. Грязные руки потер о бока.
"Сухого или водки?"
"Лей, что покрепче!"
"Смотри, не нажрись, не сможешь работать".
"Лей, не жмись! Нечего звать, если жмотничаешь".
"На, лей в кишки!"
- Подожди меня здесь, я схожу за деньгами, - сказал Винарт. На него вдруг напала какая-то странная слабость, голова слегка кружилась, ноги подгибались. Только сейчас он начал соображать, что натворил - он нанял убийцу.
- Как он бежал и орал! У меня волосы встали дыбом! Ну, думаю, сейчас свалится, должен свалиться... Ни черта! Бежит под горку и орет без слов как недорезанная скотина! Я прямо вспотел от страха: заберется в лес, ищи его потом там! Я за ним во весь дух, а револьвер тяжелый, болтается в кармане - когда поехал, на всякий случай взял из тайника. Хотел уже было бабахнуть в него, да вовремя опомнился - будет шум. Услышит какой-нибудь лесник, подумает, что браконьеры, и нагрянет потом. Возле речушки он споткнулся. Когда поднимался, я стукнул его рукояткой. Прямо по затылку бац, бац - и готово. Он только как-то жалостливо просипел.