– Знаешь что, Рива Ароновна, ты сильно умная. Как ты спишь с такими математическими способностями? Мне до полвека, между прочим, еще два месяца, это во-первых, а во-вторых, надо марку держать и квалификацию повышать. Мне еще Поленьку в университет надо отправить.
– Отправь ее лучше замуж. Вон, за Котьку Беззуба, – внезапно предложил Гедаля.
Фира и Нюська синхронно взвизгнули:
– Не надо!
Фира заметила:
– Мы их тогда будем до конца жизни содержать.
– А жить будут по четным у Беззубов, по нечетным – у меня, – мрачно добавила Нюся. – Одни убытки кругом. И кóнями воняет. Я если б хотела кóней смотреть – погладила бы твоих першеронов за- даром.
– Дамы, можно я вас оставлю? – Гедаля погладил Ривку по плечу. – Можно?
– Та иди уже до своих коней!
Нюся, посмотрев, как длинный Гедаля рванул в конный ряд, шепнула:
– Ой зря, там, за углом, Облплодвин, между прочим.
– Кто?!
– Винарка! Достижения виноградарей.
Фиру не волновала ни узкая специализация выставки, ни соблазны для Гедали. Она ходила по аллеям, скрестив руки и вцепившись под рукавом пальцами в запястье до синяков. В таком далеком десятом году она гуляла здесь с детьми и думала: какой кошмар! Рассыпающиеся, как бусины, по территории дети. Хныкающий Нестор (живой Нестор!), счастливая бойкая Анька, крошечная Женька и главный помощник Уточкина, ее любимый Ванечка, которого встречали и пускали везде без билетов и пропусков… Как же она, оказывается, была счастлива тогда. И ничего не понимала.
– Не, ну как это? – возмущалась Нюся. – Кому пришло в голову назвать племенного быка Апостолом? Он, конечно, взял первое место, но что так плохо с именами? Накличут они беду на всю свою ферму!
Ривка ее толкнула: – Так, ты потише. Сейчас религия под запретом.
– Лучше бы глупость под запрет поставили! Вот почему-то с серебряной медалью бык по кличке Лютик из еврейского колхоза. Хотя я бы поняла, если б Апостолом назвали они. Но они – приличные люди, несмотря что с колхоза. Кстати, что за название такое Сельхозар? Это от хазар? Или от хозеров?[2]
– Ну и кому глупость лечить? – не выдержала Нюсиного потока Фира. – Может, и вправду в винодельческий ряд пойдем, может, что нового про наливки узнаем.
Но и там подруг ждало разочарование – помимо диковинных виноградных гроздей в колбах самими напитками их не порадовали даже за деньги. Дегустацию 38 сортов белого и красного проводили исключительно для экспертной комиссии.
– Очень здорово! Людей не жалеете! – возмущалась Нюся. – Тут даже пригубить столько раз уже почки откажут.
Ривка с трудом увела из ветеринарного уголка Гедалю, который был в восторге от пользы и перспектив выставки, и повезла огорченных подруг домой.
Накормив семьи, они снова собрались во дворе. Сентябрь был такой теплый, золотой и тягучий, как мед из чабреца, которым дамы мазали сухарики, заедая холодное домашнее вино.
Нюся хохотала: – Вы представляете! Пока вы там Гедалю ловили, я в винном ряду увидела симпатичного мужчину под вывеской «Страсбург»! Решила – иностранец! Но оказывается, что Страсбург теперь в Бессарабии! Вот умора! Цирк!
– Цирк у мора – это, Нюсичка, твои клиенты, – выступила с темной галереи Гордеева, напугав всех отдыхающих своим бесшумным появлением. – Дура ты дремучая! Тот Страсбург – немецкая колония. Скажу больше: там еще рядом Баден, Зельц и Эльзас. Хотя думаю – скоро их переименуют. Нынче это модно.
Слон на веревочке
Лидия Ивановна Ланге болтала в гостиной с Василием Петровичем по кличке Ирод. Тихим, безликим, бессменным и предупредительным королем доносов и пыток одесского НКВД.
– Лидочка, а устроите здесь встречу жены и любовницы заведующего импортным отделом Внешторга?
– Эдика Овадиса?! Василий Петрович… у меня приличный салон. Вы хотите дворовых разборок?
– Лидочка, нам ли не знать, что может в сердцах выпалить обиженная женщина!
– Можно подумать, вы без нее чего-то не знаете об этом паскуднике.
– Мне нужны мелкие подробности и публичный позор. Этот человек решительно не хочет сотрудничать.
– Да вы же воплощение главы иезуитского ордена. Как там? Псы Господни? Это же буквально про вас. Стережете стадо… Конечно, устрою, но…
Ирод недоуменно приподнял бровь:
– Лидия Ивановна, голубушка, что вы уже, прелестница моя, хотите взамен?
Лида вздохнула, отпила глоток крыжовенной наливки из серебряной стопки и довольно улыбнулась:
– Вы читаете меня как открытую книгу… Он опять приезжает в Одессу. И я хочу его видеть у себя в салоне.
– Да кто ж там опять приезжает, что вы сами не можете заполучить?