— Сдала? – спросила я, удерживая вату на лбу. Кровь начинала останавливаться.
— Нет, — хохотнул мужчина. – На троллейбусе катается.
Мой ответ заглушила приближающаяся сирена «Скорой помощи». Как выяснилось через минуту, с ними были и гаишники.
— Ну, вот и кавалерия пожаловала, — вздохнул мужчина. – Ладно, удачи тебе, дочка. Осторожнее будь. И мужики иногда, как бабы водят, — пробормотал мой «чудо-доктор» и направился обратно к своей «Газели».
***
Только в пять вечера я ехала по направлению к дому. Протокол, швы на лоб, оформление – все это заняло большую часть дня. Все-таки наша страна погрязла в бюрократии.
Мою разбитую машину отправили на стоянку, и что с ней дальше делать, мне предстояло еще решить. Но пока я понимала одно – сейчас думать об этом у меня совершенно нет сил.
К счастью, никаких серьезных травм у меня не было. Ссадины, порезы, ушибы. Ничего особо страшного, но мне прописали постельный режим и покой, потому как боль я буду чувствовать еще с неделю минимум, особенно в ребрах – подозревали даже перелом пятого и шестого ребра, но ограничилось все сильным ушибом. Поэтому я ехала в такси, параллельно раздумывая, кому позвонить в первую очередь, ведь пропущенных звонков и смс у меня накопилась вагон и маленькая тележка. Решила, что Романова должна быть первой в этом списке, а остальные подождут до завтра. И как только я нажала на клавишу вызова, в трубке тут же раздался грозный и рассерженный голос начальницы:
— Вейнер, ты совсем ополоумела?! Ты почему на работу не явилась?! Ты что, думаешь, если твои торговые выполняют все планы, то ты неприкосновенна?! Я уволю тебя к чертовой матери! Ты где была?! Опять вчера куролесила, что даже встать не смогла?!
Когда Романова замолчала, чтобы, очевидно, перевести дыхание и продолжить орать на меня, я решила, что это тот самый момент, когда я могу успеть все объяснить.
— Ларисыванна, я в аварию попала, я только из больницы, — скороговоркой произнесла я, надеясь, что смысл моих слов до нее успеет дойти раньше, чем ее воспаленный гневом мозг выдаст команду рту сказать, что она меня увольняет.
На том конце телефона стояла тишина. После нескольких секунд молчания Романова хрипло переспросила:
— Г-где ты была?
— В больнице, — с облегчением выдохнула я, понимая, что до начальницы дошел смысл моих слов. – Один… чудак въехал в меня на перекрестке. Сильно въехал. Пока с гайцами разбирались, потом в больнице швы накладывали…
— Швы?! – голос Романовой стал выше на октаву.
— Ну… — я пожалела, что брякнула всю правду. – На лоб. Чуть-чуть.
— Чуть-чуть?! В какой ты больнице?!
— Ларисыванна, со мной уже все в порядке, меня уже отпустили с миром. Я еду домой, я же говорила. Но у меня на несколько дней… типа больничный, — виновато закончила я.
— Отпустили?! – похоже, Романова принимала информацию порциями. Очень небольшими. – Как они вообще… Почему тебя отпустили?! А если внутренние повреждения? А травмы? Я смотрела «Доктора Хауса», можно не заметить жуткие вещи! Что за коновалы тебя осматривали?!
Я вздохнула.
— Ларисыванна, со мной, правда, все хорошо. Немного помята, но на ногах. Честно, — пыталась успокоить я женщину.
— Вейнер, не нужно разговаривать со мной, как с умалишенной! Я приеду к тебе, тебе нужна помощь! Или, хочешь, наймем сиделку? – никак не унималась моя милая начальница. Все-таки она у нас понимающая.
— Со мной все хо-ро-шо. Зачем мне сиделка, если я сама успешно передвигаюсь? У меня тонна выписанных обезболивающих, я ими закинусь и буду спать. Дня три. А потом буду как новенькая, — искренне пыталась я ее заверить.
— Может, я все-таки…
— Нет, — прервала я ее. – Даже не вздумайте приезжать. Я серьезно, — предупредила я ее.
— Ну, хорошо, — вздохнула Лариса Ивановна. – Тебе точно ничего не нужно?
— Точно, — уверенно ответила я.
— На сколько у тебя больничный?
— Не знаю пока, на прием в понедельник, там, думаю, уже выпишут. У меня ничего такого нет, только на лице ссадины, не думаю, что пугать сотрудников своим внешним видом будет хорошей идеей, — пробормотала я, глядя в окно такси и понимая, что почти подъехала к дому.
— Конечно, я понимаю. Отдыхай, сколько нужно, мы все решим.
— Спасибо, Лариса Ивановна, — искренне поблагодарила я женщину.
— Да брось ты. Выздоравливай, — отмахнулась она.
— Если что – звоните, я на связи. Ну, там, по контрагентам или еще что…
— Вейнер, мы тут не тупые, справимся. А ты иди отдыхай. Все, — отрезала Лариса Ивановна, намекая, чтобы я пошла в задницу со своими «если что».
— Хорошо, — усмехнулась я. – До связи.
— Пока.
***
Оказавшись дома, я еле забралась в душевую кабинку, предварительно еще раз осмотрев свое тело. На ребрах были синяки и кровоподтеки, руки в ссадинах, на ногах гематомы. Лицо – вообще отдельная песня. Мой с небольшой милой горбинкой нос был чуть припухший, на скулах, щеках и подбородке мелкие ссадины. Лоб был пересечен воспаленным красным швом. Нет, я не считала никогда себя эталоном красоты, но я была очень симпатична. Яркие голубые глаза и обаятельная улыбка – были моим главным оружием, а все остальное – изящную, чуть дерзкую линию челюсти, заметные скулы и сильный волевой подбородок я считала лишь приятным дополнением ко всему остальному. Но теперь я точно выглядела так, словно меня переехал трамвай. Причем не единожды.
Приняв душ, я выпила несколько таблеток и направилась на кухню, чтобы налить себе вина. Хотелось более привычного средства для снятия стресса. И хоть нежелательно было его смешивать с обезболивающим, мне было плевать. По дороге в кухню я увидела уже четвертый входящий звонок от Саши, но пробормотав: «Извини, но сейчас я с тобой ругаться не могу», я снова отклонила вызов.
Только я налила бокал белого вина, как в дверь позвонили. Я взглянула на электронные часы, что горели на сенсорном экране микроволновой печи, и поняла, что в начале восьмого ко мне может прийти только Романова. Явно решила проверить, насколько я «в порядке».
По пути в коридор я зашла в спальню и достала из шкафа чистую футболку, чтобы прикрыть тело – мой спортивный топ не скрывал гематом. И когда в звонок позвонили уже второй раз, я открыла дверь.
Мое вытянувшееся лицо явно выглядело забавно. Потому что я никак не ожидала увидеть ту, что стояла на пороге.
— Боже. Господи. Боже, — прошептала она.
— Нет, это всего лишь я, — постаралась я пошутить, но судя по испуганному лицу Саши, шутка не зашла.
— Господи, — снова прошептала она и… кинулась мне на шею.
В нос ударил такой знакомый и такой любимый запах ее «Монталя», что у меня закружилась голова. Она обнимала меня, что-то бормоча в шею. Я не могла ничего разобрать, но это было и неважно. Когда еще мне удастся ее вот так пообнимать?
Я бы стояла с ней так до скончания веков, если бы не ноющая боль в ребрах. И когда стало ясно, что больше я не могу находиться в таком положении, то мне пришлось прохрипеть:
— Извини, но… ребра…
Саша отскочила, словно кипятком ошпаренная.
— Извини, я не подумала. Прости. Сильно больно? – участливо спросила она, положив руку мне на плечо.
— Терпимо, — я выдавила улыбку, стараясь дышать ровно.
— Я… Я так испугалась за тебя, — негромко сказала она, глядя мне в глаза.
— Мне казалось, ты на меня злишься, — я тоже смотрела на нее.
— То, что я на тебя злюсь, не значит, что мне все равно. Я волновалась.
— Как ты узнала? – мне были приятны ее слова. Очень приятны. Значит, она все-таки меня не ненавидит.
— Романова. Я встретила ее, когда выходила с работы, — Саша осторожно провела ладонью по моей щеке, по ссадинам и порезам. – Тебе очень больно?
— Так это она попросила тебя приехать? – грустно усмехнулась я. А я-то губу раскатала, что она просто за меня беспокоилась.
— Что? – нахмурилась Саша. – Нет. Она даже не знает, что я здесь.
— А почему ты здесь? – тихо спросила я, глядя на самое дно ее черных глаз.