Дверь распахнулась. По полу заскрипели тяжелые шаги, один шаг, по меньшей мере, и потом шум от волочения.
Шаг. Волочение. Шаг. Волочение.
Отец Тубелчек попытался сфокусировать взгляд. - Ты? - прохрипел он.
Кивок.
- Собери... все... книги.
Старый священник смотрел, как плохо приспособленные для такой работы пальцы собирают книги и аккуратно укладывают их в стопки.
Вошедший подобрал из обломков писчее перо, что-то аккуратно написал на кусочке бумаги, затем скатал его и осторожно всунул его между губ отца Тубелчека.
Умирающий священник попытался улыбнуться.
- С нами это не срабатывает, - прошептал он, маленький цилиндр у него во рту раскачивался как последняя сигарета. - Мы... делаем... нашу... ж...
Преклоненная фигура некоторое время внимательно наблюдала за ним, а затем, очень осторожно, медленно наклонилась и закрыла глаза священника.
Коммандер Сэр Самуэль Ваймз, Городской Страж Анх-Морпорка, нахмурился своему отражению в окне и начал бриться.
Бритва - это меч свободы. Бритье - это акт мятежа.
В эти дни кто-то готовил ему ванную (каждый день! -никогда бы не подумал, что человеческая кожа может вынести такое к ней отношение). И кто-то раскладывал ему одежду (и какую одежду!). Кто-то готовил ему еду (и какую еду! - он набирал вес, он знал это). И кто-то даже начищал ему ботинки (и какие ботинки! - не изношенные ботинки на картонной подошве, а большие и крепко сшитые ботинки из замечательной блестящей кожи). Всегда был кто-то, кто делал за него все, но все же есть некоторые вещи, которые мужчина должен делать сам, и одним из них было бритье.
Он знал, что леди Сибил это не одобряла. Ее отец никогда не брился сам. У него для этого был специальный человек. Ваймз отпарировал тем, что он провел слишком много лет на ночных улицах, чтобы чувствовать себя счастливым оттого, что кто-то приставил бритву к его горлу, но все же настоящей причиной, о которой он ничего не сказал, была сама идея разделения мира на тех, кого бреют и тех, кто бреет. Или тех, кто носит начищенные до блеска ботинки и тех, кто счищает с них грязь. Каждый раз, когда он видел своего дворецкого Вилликинса складывающего его, Ваймза, одежду, он подавлял в себе острое желание дать пинок блистающему заду дворецкого за оскорбление человеческого достоинства.
Бритва мягко шла по отросшей за ночь щетине.
Вчера был какой-то официальный ужин. Сейчас он уже не мог вспомнить в честь чего. Ему казалось, что он всю свою жизнь тратит на эти мероприятия. Арка, хихикающие женщины, орущие молодые люди, которые стояли в конце строя, когда производилось построение. И, как обычно, он вернулся домой через закутанный в туман город с омерзительным настроением.
По дороге в ванную Ваймз заметил свет из-под кухоной двери и услышал разговор и смех, и заглянул туда. Там были Вилликинс, старик, который следит за котлом, главный садовник, и мальчик, который чистит ложки и разжигает огонь. Они играли в карты. На столе стояли бутылки с пивом.
Он вытянул стул, бросил пару шуток и попросил сдать ему карты. Они были... гостеприимны. Определенным образом. Но, пока шла игра, Ваймз чувствовал, что воздух кристаллизуется вокруг него. Он был как шестеренка в песочных часах. Никто не смеялся. Они продолжали называть его "сэр", и постоянно прочищали горло. Все было очень... аккуратно.
В конце концов, он, пробормотав извинение, вышел. Дойдя до середины коридора, ему показалось, что он услышал комментарий, за которым последовал... ну, может быть это был просто смешок. Хотя это могло быть и хихиканье.
Бритва аккуратно обошла нос.
Ха. Пару лет назад, человек вроде Вилликинса пустил бы его на кухню только из сострадания. И заставил бы снять ботинки.
"Такова теперь твоя жизнь, Коммандер Сэр Самуэль Ваймз. Выскочка-полицейский для шишек и шишка для остальных".
Он нахмурился отражению в зеркале.
Он вылез из грязи, это правда. И теперь он три раза в день ел мясную пищу, носил хорошие ботинки, у него была теплая постель на ночь, и в дополнение к ней еще жена. Старая добрая Сибил, - хотя у нее появилась сильная тенденция разговаривать только о занавесках, но сержант Кишка сказал, что такое случается с женами, это их биологическая черта, и это исключительно нормально.
Он чувствовал себя очень привязанным к своим старым дешевым ботинкам. В них он мог читать улицу, подошвы были очень тонкими. Бывало так, что он мог сказать, где находится, в ночи темной как смола, только по форме булыжников. А, ладно...
В бритвенном зеркале Сэма Ваймза было что-то необычное. Оно было немного выпуклым, и поэтому отражало в себе больше комнаты, чем плоское зеркало, давая хороший обзор на улицу и на сад за окном.
Хм. На макушке прореживается. Определенно там просвечивает череп. Меньше работы для расчески, с одной стороны, но больше лица для умывания...
В зеркале что-то блеснуло.
Он отпрянул в сторону и нагнулся.
Зеркало разбилось.
Из-за разбитого окна послышались быстрые шаги, а затем треск и крик.
Ваймз выпрямился. Он выловил самый большой осколок зеркала из раковины и закрепил его на торчащей из стены черной стреле от арбалета.
Закончил бритье.
Затем позвонил в колокольчик дворецкому. Вилликинс материализовался. Сэр?
Ваймз всполоснул бритву. - Пошли мальчика за стекольщиком.
Глаза дворецкого прыгали с окна на разбитое зеркало. - Да, сэр. И счет опять отправить в гильдию Наемных Убийц, сэр?
- С моими наилучшими пожеланиями. И пока он там будет, пусть заглянет в магазин Пяти и Семи Дворов и принесет мне новое зеркало для бритья. Гном там знает, какие мне нравятся.
- Да сэр. Мне сразу же сходить за совком и щеткой? Сообщить госпоже о происшествии, сэр?
- Нет. Она всегда говорит, что я их провоцирую.
- Очень хорошо, сэр, - сказал Вилликинс.
Он дематериализовался.
Сэм Ваймз вытерся и спустился в утреннюю комнату, где он открыл шкаф и вынул новенький арбалет, свадебный подарок от Сибил. Сэм Ваймз привык к старым военным арбалетам, у которых была отвратительная привычка стрелять назад в самый неподходящий момент, но этот был сделанный на заказ Берлиг и Стронгинтерм с промасленным ложем из орехового дерева. Ему сказали, что лучше арбалета не сыскать.