Голос стал совсем неразборчивым.
«Постельное белье, — подумал Шельма. — Даже одежда. Сквозь кожу, медленно…»
Шельма забарабанил в дверь. Открыл какой-то стражник.
— Срочно подготовьте другую кровать!
— Что?
— Другую кровать! Возьмите где хотите. И принесите постельное белье.
Он посмотрел на пол. На полу был только маленький ковер. И все равно, в спальне, где люди ходят босиком…
— Унесите ковер и принесите другой. Так, что еще?
В комнату вошел Детрит, кивнул Шельме и внимательно оглядел комнату. В конце концов он взял один табурет.
— Этот сойдет, — сказал он. — Если потребуется, я могу прибить к нему спинку.
— Что? — удивился Шельма.
— Старине Пончику понадобился образец стула патриция, — уже выходя из комнаты, бросил Детрит.
Шельма открыл было рот, чтобы остановить тролля, но потом пожал плечами. Все равно, чем меньше мебели в комнате, тем лучше…
И если так подумать, не мешало бы ободрать со стен обои.
Ваймс тупо смотрел в окно.
Витинари не держал телохранителей. Правда, он прибегал — и пока что еще прибегает — к услугам пробовальщиков еды, но это обычная практика. У Витинари был собственный подход. Пробовальщикам хорошо платили, их содержали, и все они были сыновьями шеф-повара. Но по большому счету защищало его то, что для всех он был чуть более полезен живым, чем мертвым. Большие сильные Гильдии не любили его, однако в роли хозяина Продолговатого кабинета они предпочитали видеть именно его, а не кого-то из своих соперников. Кроме того, лорд Витинари олицетворял стабильность; именно он открыл простую и гениальную вещь: в стабильности люди нуждаются куда больше, нежели в чем-либо еще.
Однажды в этом самом кабинете, стоя у этого самого окна, патриций сказал Ваймсу: «Они думают, что хотят хорошего правительства и справедливости для всех, но, Ваймс, чего на самом деле они жаждут в глубине своих душ? Только того, что все будет идти нормально и завтра ничего не изменится».
Ваймс отвернулся от окна.
— Каков будет мой следующий шаг, Фред?
— Понятия не имею, сэр.
Ваймс уселся в кресло патриция.
— Ты помнишь прошлых правителей города?
— Старого лорда Капканса? Или того, что был раньше, лорда Ветруна? О да. Полнейшие идиоты. Этот, по крайней мере, не хихикал и не носил женских платьев.
«Прошедшее время… — подумал Ваймс. — Оно уже тут как тут. Не успеешь оглянуться, как о тебе говорят в прошедшем времени».
— Фред, внизу стало что-то совсем тихо, — заметил он.
— Заговоры не отличаются шумливостью, сэр.
— Витинари еще жив, Фред.
— Да, сэр. Но он несколько… недееспособен, не так ли?
— А кто тут дееспособен? — пожал плечами Ваймс.
— Может, вы и правы, сэр. Но каждый сам творец своего счастья.
Колон стоял навытяжку, взгляд устремлен вперед, как и велит устав, а голос был твердым — ни малейшего намека на какие-либо эмоции.
Ваймс узнал его стойку. Он сам иногда был вынужден так стоять.
— Фред, что ты имеешь, в виду? — спросил он.
— Ничего, сэр. Слухи, сэр.
Ваймс откинулся на спинку кресла. «Сегодня утром, — думал он, — я точно знал, что несет мне грядущий день. Я собирался посетить эту треклятую Геральдическую палату. Потом обычная встреча с Витинари. После обеда прочел бы парочку-другую рапортов; быть может, сходил бы и посмотрел, как обстоят дела в новой штаб-квартире на Тряпичной улице, и пораньше ушел бы домой. А теперь Фред предполагает… что?»
— Слушай, Фред, если у Анк-Морпорка и появится новый правитель, это буду не я.
— Но кто тогда, сэр? — уверенным и ровным тоном осведомился Колон.
— Откуда мне знать? Может…
В голове образовалась огромная пробоина, и мысли мощным потоком устремились туда.
— Ты имеешь в виду капитана Моркоу?
— Возможно, сэр. Я думаю, ни одна из Гильдий не позволит какой-либо другой Гильдии прийти к власти, зато все любят капитана Моркоу, ну и… ходят слухи, что он истинный наследник трона, сэр.
— Однако доказательств этому нет, сержант.
— Ничего не могу сказать, сэр. Ничего не знаю. Я понятия не имею, какими должны быть эти самые доказательства, — сказал Колон с легким вызовом в голосе. — Но его меч, его родимое пятно в виде короны, и… все просто знают, что он король. У него есть, эта, хорькизма, сэр.
«Харизма… — подумал Ваймс. — О да. В харизме Моркоу не откажешь. Он что-то делает с головами людей. Может поговорить с разъяренным леопардом, и тот сдастся, выпустит добычу из своих зубов и отправится вершить благие дела, пугая зажившихся на свете старушек».