Я даже рот разинул, потрясенный таким скопищем дьявольской силы, орудующей по ночам. И не осмелился спросить, кто из них как выглядит и кто чем промышляет. Мне оставалось только поражаться Славкиной образованности да удивляться тому, что при его блестящих познаниях он по второму разу проходит курс наук первого класса.
— Но раз в Кошачьей пещере нечисти нет, может быть, ты меня как-нибудь туда сведешь? — не отстаю я от Славко.
— Ладно уж, так и быть, свожу. В воскресенье пойдем с тобой рыбу ловить, прихватим вершу и вверх по ручью — хоп! хоп! хоп! — к самому подножию скалы, где пещера. Неподалеку от пещеры на старой мельнице мельник Дундурия живет.
— Как ты говоришь? Дундурия?
— Это у него кличка такая.
— А как его по-настоящему зовут?
— Я думаю он и сам уже забыл. Оглох он от мельничного шума и пальбы.
— От какой еще пальбы? — вздрагиваю я, едва не свалившись с каштана на землю.
— Ты что, не знаешь, что у нас на престольные праздники из старинных мортир палят. Они жутко громко хлопают.
— А почему Дунду́рия из них палит?
— Потому, что он привык на своей мельнице к шуму и грохоту, так ему и пальба нипочем. Еще и на пользу идет, уши ему прочищает, он потом даже лучше слышит.
— Ой, как бы я хотел с ним познакомиться! — вздыхаю я.
— Познакомишься, если только он в село не уйдет, потому что он по воскресеньям обычно зубы рвет.
— Как так зубы рвет? — оторопело таращу я глаза на Славко.
— А так. Дундурия самый искусный зубодрал во всей округе, разве ты не знаешь? А еще он вправляет поломанные руки и ноги и у коней зубы рвет.
— Что ты говоришь!
— Ну да. А еще Дундурия мастерит рукоятки для топоров, тесаков, мотыг и тяпок и вытачивает из ясеня зубцы для граблей.
Устроившись, на суках в гуще раскидистой кроны старого каштана, мы за разговорами о мельнике и его разнообразных рукомеслах чуть было не отстали от своих. И спохватились, лишь услышав крики из-под дерева:
— Эй, там, Араб! Эй, Бра́нчило! Вы где, мы домой уходим!
Чего только не снилось мне в ту ночь! Какая диковинная невидаль не обступала меня! Я проснулся от ужаса, когда на меня надвинулся мельник Дундурия, вооруженный громадными клещами, и заорал:
«А ну, рот разинь, сейчас я тебе вытащу конский зуб!»
13
В воскресенье спозаранку, едва я успел завтрак проглотить, как с дороги послышался оклик Славко Араба:
— Эй, Бранчило, поторопись, в церковь пора!
Какая там еще церковь! Я отлично понимал, что мы со Славко отправляемся на рыбалку, босой, выскользнул из дому, и вот уже мы со Славко улепетываем по дороге. За первым поворотом перескакиваем через плетень и кукурузником напрямик на речку Япру.
— Вот она, наша церковь. Помолимся мы тут с тобой святому Голавлю и пресвятой Форели с красными крапинками.
Из густых зарослей осоки у воды Славко извлек объемистую вершу, сплетенную из гибких ивовых прутьев, а вслед за ней и длинный шест, по прозванию вышибала. Этим шестом из-под подмытых берегов и густого сплетения ивовых корней выгонялись притаившиеся там голавли и другая рыба и направлялись в подставленную вершу.
Наши обязанности были заранее распределены. Я ношу и ставлю вершу, а Славко шестом загоняет в нее рыбу. Так сложилось с первой нашей совместной рыбалки, и по этому поводу у нас не возникает никаких пререканий. Мы ссоримся совсем из-за другого, а из-за чего, сейчас вы узнаете сами.
Подставляю я вершу, мы ее называем кошелкой, к самому берегу и кричу:
— Давай гони, я кошелку под самые ивовые корни подвел, так что ни одна рыбка от нас не ускользнет!
— Да молчи ты, чтоб тебя дьявол унес! Услышит рыба и в другую сторону кинется.
— Не слышит рыба! — утверждаю я.
— Как это не слышит, глупый? — бушует Славко.
— Не слышит, потому что она в воде. Запихни голову в воду, узнаем, что ты там услышишь! — подначиваю я.
Славко засучивает рукава и штаны, становится на четвереньки в Япру, точно скотина на водопое, и погружает голову в воду. Я воплю во все горло:
— Сивый мерин, осел, ишак!
Он не меняет позы, тут я даю ему вышибалой шлепка. Он зарывается в самую глубину речки, а потом выныривает и орет:
— Эй, что там еще такое?
— Ты слышал, как я тебя звал?
— Не слышал. Слышал только, как ты меня по заду чем-то огрел.
— Вот еще небылицы какие, это тебе так показалось. Что же ты, не слышал, как я тебя звал?
— Ничего я не слышал! А как ты меня звал?
— Сивый мерин, осел, ишак! — вдруг гогочет из высокой осоки чей-то голос.