— Как это так не расквитались! — возмущенно протестовал Икан. — Сколько же я тебе еще должен?
— Я, знаешь ли, в арифметике слаб, — кривился Штакор, — так что до нового года тебе, боюсь, со мной не расквитаться.
Илька сыт по горло этими бесконечными засадами и попросил защиты у братьев Рашет. А Рашеты уже давно точат зуб на Маркелу и мечтают его проучить. Стали они незаметно красться следом за Иканом, как вдруг на опушку рощи выскакивает Маркела Штакор из куста и набрасывает недоуздок на шею Икану. Илька с разбегу рыбкой в снег и кричит:
— Вот он, бешеный! Сюда, родственнички родимые!
— Держись, Икан, сокол ясный! — завопили Рашеты из чащи. — Хватайте его, люди!
Дружной толпой навалились Рашеты на Штакора, застигнутого врасплох. Один его со спины обхватил, второй за руки схватил, третий связывает недоуздком, четвертый стаскивает шапку, пятый снег за шиворот пихает, шестой кулак к носу подносит…
— Стой, не юли! — взывает первый.
— Туже вяжи! — велит второй.
— Вяжу, не отпущу! — отвечает третий.
— Шапку стащу! — обещает четвертый.
— А ну, прохладись! — гогочет пятый.
— Снежком освежись! — шипит шестой.
Шестеро Рашет наперебой молотят Штакора, так что седьмому к нему не прорваться. А Ильке не остается ничего другого, кроме как подбадривать братьев Рашет:
— Поделом ему, соседушки, поделом!
Маркела Штакор, пройдя через чистилище Рашетовых рук, с видом безгрешного ангела вернулся домой, напевая песенку:
28
То ли от той потасовки в роще, а может быть от чего-то другого, слышим мы, сильно разболелся плут Маркела Штакор.
— Что делать? — спрашивает нас старший Рашета, Давид. — Надо бы ему гостинцев отнести, как-никак, а он наш приятель.
Все тотчас же согласились пойти навестить Маркелу. Просто даже любопытно посмотреть, как выглядит Штакор, когда он больной. И мы с Иканом присоединились к остальной компании.
Наступило воскресное утро, а мы тут как тут на старостином дворе. Кто-то из его домочадцев заметил, как мы входили в калитку и крикнул:
— Ох-ох-ох, Рашеты припожаловали!
Услышав, кто к нему явился, больной сорвался с постели, забился под кровать и закуковал:
— Пропала моя головушка, сейчас они мне трепку зададут! Мы с гоготом и шумом ввалились в дом, смотрим, а кровать пуста.
— Где же больной?
— Пощадите меня, братцы, я и так мертвым-мертвешенек! — проквакал Маркела из-под кровати.
— Не бойся, вылезай, мы тебе гостинцы принесли! — крикнул ему под кровать старший Рашета, Давид. — Вот, посмотри.
Тут принялись Рашеты выкладывать на низкую скамью принесенные дары: яблоки, грецкие орехи, каштаны, лесные орешки, чернослив. Увидел все это Икан, бросился на пол, растянулся и завопил:
— Я тоже больной! Мне тоже надо гостинцы дарить!
— Не тронь мои сласти, Илькастый! — взвизгнул больной, выскакивая из-под кровати, и, бросившись к скамье с дарами, накрыл ее собой: — Только через мой труп!
— Ну уж ладно, не буду, — успокоил его Икан, вставая, вынул из кармана румяное яблоко и протянул Маркеле: — Посластись и от меня!
Штакор так и просиял счастливой улыбкой:
— Ну, теперь я сразу поправлюсь, раз вы меня так любите!
А мы всей компанией сразу же от него зашли к бабке Ёке и попросили ее полечить хорошенько нашего Маркелу.
Через несколько дней до нас дошли тревожные слухи.
Староста снова шнырял возле бабкиного дома, обнюхивал штабеля заготовленных дров и опять отправился легавым жаловаться, на этот раз на школьников: мол, бабка Ёка подучила ребят дрова из старостиного леса таскать.
Сам жандармский начальник Вука́йло Длиннохвост, этакая громадина с длинными усами, вмешался в эту заваруху с дровами:
— Ага, знаю я этих школьников, от них безобразий только и жди, все они прирожденные нарушители.
— Вполне разделяю ваше мнение! — поддакнул Вукайле староста. — А раз мы с вами так думаем, значит, это самая что ни на есть святая истина.
— Выловим, значит, мы этих детишек как миленьких — и к нам в подвал! — воскликнул жандармский начальник Вукайло Длиннохвост. — Посидят они в темноте и тут же во всем признаются! Отберем у бабки Ёки дрова, а саму бабку Ёку в город спровадим, в настоящую тюрьму, пусть посидит с разбойниками и конокрадами.