Я смотрел на это строгое мертвенно-бледное лицо с опущенными веками. Забыл ли он о моем присутствии? Молился ли он? Что нашло на него? Торжественная тайна так внезапно окутала его фигуру, что я зажмурился. Когда через секунду я снова открыл глаза, мой добрый аббат был все еще здесь, но теперь я его узнавал. Слава Богу! Его дружеская улыбка рассеяла мою тревогу. Наваждение промелькнуло быстро, я не успел вымолвить ни слова. Это снова был мираж — что-то вроде галлюцинации.
Мокомб пожелал мне спокойной ночи и покинул меня.
Оставшись один, я подумал: „Глубокий сон — вот что мне нужно“.
И тотчас мне пришла мысль о Смерти; я обратился душой к Богу и лег в постель.
Крайняя усталость имеет одну особенность — сон не приходит сразу. Каждый охотник это испытал, все это знают.
Мне надо было поскорее крепко заснуть. Я решил хорошенько выспаться этой ночью. Но через десять минут я заметил, что мое нервное возбуждение никак не проходило. Я слышал тиканье часов, потрескивание дерева и стен. Без сомненья, это были часы покойников.[171] Всякий еле уловимый ночной звук отзывался во всем моем существе ударом тока.
В саду черные ветви шелестели на ветру. Поминутно стебли плюща ударяли в окно. Мой слух так обострился, как это бывает у людей, умирающих от голода.
„Это потому, — думал я, — что я выпил две чашки кофе“.
И, облокотившись на подушку, я стал безотрывно вглядываться в пламя свечи, горевшей на столе около меня. Я не мигая смотрел на нее сквозь ресницы с тем напряженным вниманием, которое придает взгляду полное отрешение от всех мыслей.
Маленькая кропильница из расписного фарфора с самшитовой ручкой висела у моего изголовья. Я смочил себе веки святой водой, чтобы освежить их, потом задул свечу и прикрыл глаза. Меня клонило ко сну, лихорадка утихала.
Я засыпал.
Вдруг меня разбудили три настойчивых резких удара в дверь.
— Что это? — спросил я, встрепенувшись.
Тут я понял, что давно уже спал. Я не помнил, где нахожусь, и был уверен, что я в Париже. Иногда глубокий сон бывает причиной такой краткой потери памяти. Я сладко потягивался, сразу забыв, что меня разбудили, не сознавая, что творится вокруг.
„Кажется, стучали в дверь? Кто это может быть?“ — внезапно мелькнуло у меня в голове.
При этом вопросе я смутно и неясно начал понимать, что я не в Париже, а в Бретани, в доме священника, в гостях у аббата Мокомба.
Я быстро выбежал на середину комнаты.
Первое, что я увидел, как только ступил босыми ногами на холодный пол, был яркий свет. Полная луна сияла над церковью напротив окна, сквозь белые шторы ее безжизненный бледный луч косо ложился на паркет.
Время было около полуночи.
Самые бредовые мысли приходили мне в голову. Что случилось? Это была необыкновенная ночь.
Когда я подошел к двери, пятно света, блеснувшего из отверстия замка, пробежало по моей руке.
За дверью кто-то был, действительно кто-то стучал.
Однако в двух шагах от двери я остановился.
Мне показался странным красноватый блик на моем рукаве. Этот холодный кровавый огонек не освещал. И почему под дверью не было видно полосы света из коридора? Признаться, блестевшая в темноте замочная скважина напоминала мне фосфорический глаз совы!
В эту минуту ночной ветер донес снаружи звон — церковные часы пробили полночь.
— Кто там? — спросил я тихо.
Свечение исчезло, я только сделал шаг вперед… Как дверь распахнулась — широко, медленно, тихо…
Передо мной в коридоре возник черный силуэт священника, на голове у него была треугольная шляпа. Луна освещала всю его фигуру, кроме лица: я видел только блеск его глаз, смотревших на меня пристально и значительно.
Дыхание иного мира окутывало этого гостя, при виде его сердце мое сжалось. Я оцепенел от испуга и молча разглядывал зловещего посетителя.
Вдруг священник медленно простер ко мне руку. Он хотел вручить мне что-то тяжелое и бесформенное. Это был плащ. Широкий черный дорожный плащ. Он протягивал мне его, как бы даря!..
Я закрыл глаза, чтобы не видеть этого. О! Я не хотел этого видеть! Но ночная птица пролетела между нами с резким криком, и взмах ее крыльев, коснувшись моих век, заставил меня снова открыть их. Я слышал, как она порхает по комнате.
Тогда, захрипев от ужаса — закричать у меня не было сил, я судорожно вытянутыми руками захлопнул дверь и быстро повернул ключ; я чувствовал, как волосы шевелятся у меня на голове, и не мог двинуться с места.
171