Выбрать главу

Буачидзе тайно в одежде странствующего монаха перешел турецко-болгарскую границу, направился в Софию. Он был уверен, что в Болгарии задержится очень недолго. Со дня на день Миха Цхакая, живший тогда в Швейцарии, должен был известить о дате встречи Буачидзе с Лениным Цхакая не обманул надежд своего питомца. Он отправился в Берн к Владимиру Ильичу. Ленин обрадовался гостю; вдвоем они поднялись на альпийские луга, в нескольких километрах от города. Время от времени Ильич срывал, подносил к лицу цветы.

— Прелесть, и Россией пахнет! Надя уверяет, что я отчаянный прогулист, — рассказывал Владимир Ильич. — Она шутит, будто у нас тут образовались две новые партии, «синемистов» — любителей ходить в синема — и «прогулистов», ладящих всегда убежать на прогулку.

Посмеялись Потом Ленин уже с некоторой долей тревоги в голосе спросил:

— А вы, батенька, Михаил Григорьевич, не пристрастны к нему?

Цхакая возразил:

— Он мне больше чем сын!

Ильич напомнил, что отцы и дети далеко не всегда оказываются по одну сторону баррикад. По наследству, дескать, передаются имения, сословная спесь, предрассудки, но не революционные идеи. Миха запротестовал:

— У нас родство духовное. Я ввел его в первый социал-демократический кружок Никакой он не был тогда товарищ Ной Просто крестьянский мальчик Самуил Буачидзе, милый и очень бедный Но доложу вам, Владимир Ильич, с большим характером!

Миха, все более увлекаясь, рассказывал Ильичу о Буачидзе. Наконец воскликнул:

— Теперь вы решайте, Владимир Ильич!

Ленин, прищурив глаз, внимательно рассматривал вершину горы, белевшую громадной снежной шапкой. Чуть погодя, по привычке потирая руки, попросил:

— Известите товарища Ноя, можно экспрессом, авось наша касса выдержит, ему следует остаться в Софии. Действовать он должен архиэнергично, архиделовито. Надо всячески уширять работу. Центральному Комитету до зарезу нужен на Балканах умный и верный человек. Это архиважный для нас район. Болгария, Сербия, Румыния, Греция! Обстановка к тому же предельно сложная и путаная. Ей-же-ей!

6

Первым знакомым Буачидзе в Софии был Тодор Данаилов, незадолго до того избранный секретарем городского комитета партии тесняков[11]. Тодор привел Ноя на улицу Веслец, к рабочему военного арсенала Ефтиму Бончеву.

За три месяца до приезда Буачидзе на заседании Софийского комитета партии решено было подыскать квартиру, по возможности вблизи Народного дома, чтобы она служила надежным прибежищем для товарищей из-за границы. Самым подходящим показался небольшой двухэтажный дом под черепичной крышей, со стенами, увитыми виноградом, на тихой и на редкость зеленой даже для Софии улице Веслец, 63. Владелец дома слыл добросовестным и честным человеком. В партии он официально не состоял, но был давнишним членом союза металлистов и много лет поддерживал близкие связи с тесняками.

Теперь, придя к Бончеву, вместе с порядком смущенным Ноем (денег у него не было ни гроша, и он стеснялся пользоваться гостеприимством совсем чужих людей, с которыми даже не мог толком объясниться), Данаилов спросил:

— Наш уговор в силе?

Бончев улыбнулся:

— Я на тебя, брат, обидеться хотел, подумал, не понравилось у меня или не доверяют. Идемте наверх, все давно готово.

Едва переступив порог этой светлой, с веселыми солнечными зайчиками на обоях комнаты, Ной почувствовал себя как дома. Он понял, что хозяева действительно рады незнакомому гостю и от души постарались, чтобы ему было хорошо. Хозяйка ничего не пожалела. Широкая деревянная кровать с резным национальным орнаментом была застлана красивым одеялом, обшитым тонкими кружевами. На стенке и полу — коврики домашней работы и на одном из них — доброе материнское наставление, вышитое гарусом: «Онаго, коего ты мразишь, другому да не правишь»[12]. В углу, подле окна, обращенного на восток, небольшой стол. Над кроватью и столом картины.

Условились, что другой член партийного комитета — Василь Мулетаров, имевший солидные связи в высших кругах, займется легализацией Буачидзе, подыщет для него подходящую работу. Покуда же Ной мог выходить только по вечерам, в сопровождении «связной» — работницы партийной типографии Цонки Христовой-Ганевой. На Цонку же возложили и заботу о питании Ноя. Завтрак и обед она обычно приносила от живших поблизости Мулетарова и доктора Исакова или из «коммуны» — столовой, помещавшейся во флигеле позади Народного дома. Содержали столовую в складчину постоянно стесненные в средствах партийные и профсоюзные работники. Продукты и домашние сладости заносила жена Данаилова. Позже спутниками Ноя по вечерним прогулкам стали столяр Баниглавов и металлист Слави Зидаров.

По давнишнему обычаю, с наступлением вечера жители Софии устремлялись на улицы — погулять, посидеть в «сладкарнице», в «пивнице». Особенно людно и шумно было в центре. Ной не любил этих мест. Его влекли к себе старинные парки. Там он дышал полной грудью, как у себя на родине.

Вынужденное безделье продолжалось недолго. Как-то вечером Тодор Данаилов повез Ноя к Димитрию Николаевичу Благоеву. Благоев в совершенстве владел русским языком, учился в Петербургском университете и еще в 1883–1884 годах создал одну из первых в России социал-демократических групп.

Димитрий Николаевич долго не отпускал Ноя, беседовал с ним подолгу, особенно подробно о том, какую позицию он занимает в отношении войны, как представляет себе разрешение национального вопроса, с какими работами Ленина успел познакомиться.

У Благоева Ной встретился и с одним из руководителей революционных профсоюзов товарищем Георги — Георгием Димитровым.

У Ноя и Георги сразу нашлось много общих интересов. Оказалось к тому же, что они родились в одном году — 1882 и даже в один и тот же день — 18 июня! Было и другое приятное совпадение. Оба двадцатилетними юношами вступили в революционное движение.

В ближайшее воскресенье Георги пригласил Ноя присоединиться ко многим тысячам жителей Софии, которые, захватив с собой еду на весь день, целыми семьями поднимаются на гору Витоша. Кто посильнее и понастойчивее, добирается до самых снежных вершин, чтобы в разгар лета поиграть в снежки. Другие, постарше, с удовольствием располагаются под сенью старых дубов, достают из заплечных мешков кашковал — добрый болгарский сыр, наполняют рюмки сливовой и с чувством поют:

Мило родино, Ти си земен рай…

В глубине ущелья, у скамейки, сделанной из ствола белой березы, Буачидзе остановился, радостно сказал:

— Спасибо, Георги, у меня такое чувство, будто сегодня конец недели, до утра понедельника я отпущен из училища и сейчас по хорошо знакомой тропе шагаю домой — в свое селение в горах. Если не за этим, так уж обязательно за следующим подъемом меня встретит кто-нибудь из младших братьев с горячей кукурузной лепешкой.

Еще один поворот, и друзьям открылась небольшая церковь, сложенная из каменных плит. У входа Ной заметил надпись «1259 год».

— Зайдем?

— Обязательно, — согласился Георги. — Как истинный болгарин, я в этом очень заинтересован. Но, вероятно, надо объяснить? Церковь на горе Витоша, в сущности, не такая уж древняя. Ваш знаменитый земляк философ Иоанэ Петрици и его сорок друзей, грузин-книжников, построили свой монастырь возле болгарского города Пловдива почти на два столетия раньше. Мы там еще побываем и отведаем черного вина из лоз, некогда привезенных с вашей родины и великолепно чувствующих себя в Болгарии. А церковь, на пороге которой мы беседуем, славна другим. Ее внутренние стены покрыты фресками, выполненными с неподражаемым мастерством. Специалисты считают, что из всех фресок, сохранившихся в монастырях и соборах Болгарии, эти самые удачные и самые ранние по времени.

В Софию возвращались вечером. Над снежными вершинами гор сияли крупные звезды, а город, как ни удивительно, открывался в густом тумане. Отовсюду доносились песни, и Ной снова, уже в который раз, отмечал огромное сходство грузинских и болгарских музыкальных мелодий. Тут же он с радостью вспомнил, что слова «родина» и «брат» одинаково произносят и имеют одинаковый смысл и в русском и в болгарском языках.

вернуться

11

В 1903 году революционное марксистское крыло Болгарской социал-демократической партии, возглавляемое Димитрием Благоевым, Георгием Димитровым, Георгием Кирковым и Василем Коларовым, основало партию тесняков — левое крыло социал-демократии. Тесняки близко стояли к ленинской «Искре» и русским большевикам.

В мае 1919 года партия тесняков преобразовалась в Болгарскую коммунистическую партию.

вернуться

12

«Чего не хочешь себе, не делай другому».