Но это — вредное и пустое отступление. Вернемся к основной теме. Как свернуть миссию? Когда это сделать?
Пора ли это делать вообще?
На последний вопрос вырисовывался более-менее утвердительный ответ: да, пора. А на первые два — ничего. Туман.
Итак, кого он должен оставить — без себя? Как писал древний поэт: «Я не спеша собрал бесстрастно воспоминанья и дела»…
Ной — мудрый, веселый, добрый, более чем эмоциональный — порой на грани мальчишества! — человек, излучающий заразную житейскую уверенность в следующем дне. Смотритель, привыкший оперировать краткосрочными категориями…
(минута, час, максимум полдня)…
даже за исторически…
(а какие иные категории здесь пригодны?)…
обозримое время жизни рядом научился у Ноя этой размеренности, основательности, спокойствию за то, что солнце на утро обязательно встанет, а вечером непременно сядет, что будет день — будет и пища. Для Смотрителя, как профессионала Службы, такое отношение к жизни является непозволительной роскошью — нельзя расслабляться, следует быть собранным и готовым к глобальным изменениям в следующую секунду… Да, это все так, но в нынешнем «поле» можно позволить себе передохнуть от состояния «быть начеку» и насладиться ощущением стабильности мира — хотя бы в масштабах нескольких суток, особенно теперь, когда новых катаклизмов не ожидается. И сколько раз судьба ни пыталась убедить Ноя в своем могуществе, он все равно оставался невозмутимым оптимистом. Хладнокровный и дальновидный, если дело касается чего-то серьезного, и «взрывчатый» по незначительным мелочам — таков парадоксальный характер очень «разного» Ноя.
Сыновья его — будто и не братья вовсе. О каждом из них отец мог бы смело сказать: «И в кого ты такой пошел?» — и сказал бы, если бы древнешумерская мораль не исключала возможность иронии на подобную тему. Видимо, только с последующим развитием нового человечества ему, человечеству то есть, придется столкнуться с понятиями «адюльтер» и «дети от другого отца». Но суть не в этом. Она в том, что стопроцентно одинаковые по роду, по крови и по жизненной уверенности сыновья Ноя не похожи на отца во всем остальном, включая физиономии, а уж друг от друга отличаются вообще как люди из разных семей.
Младший — Сим, самый шебутной, технически смекалистый, временами неумеренно болтливый добряк. На своем паровике он был готов возить кого и сколько угодно, по каким угодно делам. Абсолютно нешумерский альтруизм, ярко проявлявшийся на общем фоне абсолютно всенародного равнодушия и замкнутости на самих себе, любимых, удивлял Смотрителя еще до Потопа. После катаклизма Сим ничуть не изменился и направил всю свою доброту и готовность помогать всего на восьмерых, пока на восьмерых, а потом — даст Царь Небесный! — число умножится многократно. Сим помогает там и здесь, носит бревна и штопает одеяла, катает камни и режет салаты. И это не поза и не работа на публику, а особое человеческое устройство. Такие люди редки во все времена — увы, между шумерской цивилизацией и послепотопным миром в этом аспекте особой разницы нет.
Хам — средний сын, напротив — немногословный, этакий тихий силач, все больше наблюдающий, чем участвующий, если во что и вовлекается, то в последнюю очередь, после безмолвных раздумий. Смотрителю с ним так и не удалось наладить полного контакта, хотя и отчужденности тоже нет. Односложные ответы, отсутствие искрометной инициативности Сима, вечный взгляд «в себя» — вот характерные черты характера Хама. Порой Смотрителю начинало казаться, что Хама его персона чем-то не устраивает, но внимательные наблюдения за взаимодействием с братьями, женщинами и отцом развеивали эти сомнения — Хам такой со всеми. Прямо-таки азбучная модель настоящего шумера: моя хата с краю, ничего не знаю и знать не желаю, но если попросите — помогу, может быть даже и с охотой.
Потоп и последующие изменения в жизни семьи задели Хама больше других. Он еще сильнее замкнулся, помрачнел и даже слегка озлобился. Оно и понятно: его фермерская душа спланировала жизнь на ближайшие триста лет, а тут, понимаешь, кометы, наводнения, землетрясения… Стабильность в его системе ценностей занимала еще большее место, чем у Ноя. Поэтому он хотел побыстрее спуститься с горы в долину и поселиться там уже не во временном, а в постоянном доме. И, надо отдать ему должное, делал все для ускорения процесса переселения.
А вот уж кого Хам любит безоглядно, так это свою жену. Записная бука и молчун, по ночам, в тишине общего дома он шепчет Маре такие красноречивые приятности, что у невольно слышавшего все это Смотрителя теплело на душе — ну хоть с кем-то Хам добр, мягок и ласков…
Хотя подслушивать стыдно. Но это уж издержки тесного общежития.
Старший сын Ноя — Иафет отличается от братьев живым умом, почти отцовской мудростью и рассудительностью, но только все это основательно замешено на неимоверной саркастичности и даже, временами, склочности. Ни одно неосторожное слово, хоть кем оброненное, не останется без едких комментариев и порой совсем не той трактовки, что вложена в слово. Иафет любит поворчать, поискать правду, попенять на окружающих, но не переходит в этом грань здравого смысла. Похоже, ему самому нравится его «милый недостаток», он умело им пользуется, делая это иронично, остро и въедливо, не перегибая, однако, палку, Иафет — хороший собеседник, глубокий и вдумчивый, но не дающий расслабляться — острый язык всегда наготове. Хитрюга Иафет — единственный из девятерых, кто всегда старается как бы случайно и вдруг оказаться не там, где требуется помощь. Одни это назовут ленью, сам же Иафет скажет, что он «хорошо умеет себя экономить». Это характерное отлынивание от сложных забот и самостоятельных решений на время исчезло в критической ситуации плаванья «Ис-Керима». Иафет наравне со всеми трудился и даже поумерил свой сарказм. Но лишь ситуация немного стабилизировалась — сразу же в семью вернулся капризный и хитрый старший брат.
Но вот вам исключение из правил. Когда надо было принять поистине судьбоносное и революционное для шумера решение…
(имеется в виду великий подвиг прощания с вегетарианством)…
именно Иафет был первым революционером.
Довольно нетерпимо он относится к вспышкам эмоций у Ноя…
(хотя и сам грешит несдержанностью)…
всегда готов вступить в препирательства. Не отдавая себе отчета в том, что своими едкими репликами только больше распаляет отца. Но благо Ною хватает мудрости не «принимать бой» — он знает свой характер, и сыновний тоже, и понимает, что уж с кем, с кем, а с Иафетом можно пикироваться бесконечно. А смысл?.. То-то и оно.
Женщины семьи — очаровательные создания. Очарование их в том, что они удивительно хорошо умеют быть уместными и своевременными. Это вовсе не «второстепенная роль» женщины как мужниного дополнения, а, напротив, самостоятельная, вполне идейная позиция, немного даже феминистская, как бы сказали современники Смотрителя. Женщины-шумерки очень четко разграничивают функции свои и мужские, не допуская перемешивания и взаимопроникновения. Именно поэтому в хозяйстве и быту у шумеров все на своих местах: каждый знает, за что он отвечает. Умение взаимодействовать, не переходя дорогу интересам друг друга, — залог мирного сосуществования без взаимных претензий. Смотритель искренне завидовал шумерскому устройству женско-мужских отношений, сожалея о том, что со временем эта допотопная идиллия зачахнет и умрет.
Сара — жена Ноя, главная по «женской» части семейного хозяйства, если так можно выразиться, начальница Руфи, Мары и Зелфы, самая старшая из женщин семьи. Но это имело значение только для прибывшего из будущего Смотрителя и только первое время. Возраст шумеров проявляется в своих «крайних» формах лишь дважды — в младенчестве и в глубочайшей старости. Все остальное время он (возраст) остается «средним». Анатомия шумеров такова, что разницу между сорокалетним человеком и трехсотлетним заметить сложно, поэтому у шумерских женщин нет трепетного отношения к количеству прожитых лет. Смотрителю очень скоро стало все равно — кто из женщин старше, а кто младше: выглядят они все одинаково молодо. Качество житейского опыта — тоже примерно сходное. Так что бессмысленность возрастного деления на «старше» и «младше» налицо. Сара является главой в женской половине семьи только потому, что глава мужской половины — ее муж. Эмоциональная, шумная, местами бескомпромиссная, но очень обаятельная Сара сразу понравилась Смотрителю. Она помогала ему вживаться в мир после «травмы» — терпеливо, как маленькому ребенку, за что он ей безмерно благодарен.