— Я тоже так думал. Просто уверен был.
Все засмеялись. Меня всегда удивляло, как ведут себя в присутствии известных футболистов бизнесмены, распоряжающиеся миллионами долларов и тысячами человеческих жизней. Они напоминали чем-то молоденьких девушек.
— Да, в прошлом году тебе пришлось несладко.
— Сладкого мне досталось мало и в этом году.
Они снова почему-то рассмеялись — и перешли на мои травмы.
— Скажи, Фил, а что у тебя больше всего болело?
— Геморрой несколько лет назад.
Опять хохот. Да, и я могу веселиться со сливками делового мира Далласа.
— А если серьезно?
— Спина, пожалуй.
— В матче против Кливленда?
— Да, я порвал мышцы и сломал несколько ребер.
— Тебе сломали, — поправил Лефлер.
— Когда болит спина, — заметил мужчина с бачками, — даже на бабу не влезешь. Кто тебе больше нравится, Юнитас или Старр?
— Оба играют здорово. — Сравнивать игроков мне представлялось дурацким занятием.
— Мне Юнитас больше нравится, — сказал Лефлер.
Я дал знак бармену и спросил остальных, не хотят ли они еще. У всех были полные стаканы, поэтому я заказал пиво только себе.
— «Куэрз»? — Новый бармен сменил коротко стриженного.
— Нет. — Я хотел заказать «Будвайзер», но передумал. — «Перлз».
— У нас его нет, — ответил бармен. — Может, «Куэрз»?
— Нет, тогда «Будвайзер». — Я почувствовал укол ностальгии. Легенда Среднего Запада угасала, и вместе с ней наступил конец монополии техасского пива. Все это печально.
— Как вам нравятся мои брюки? — внезапно произнес Луи. Он вышел на середину нашего полукруга и повернулся, демонстрируя их. Такие брюки, сшитые из хлопчатобумажной полосатой ткани, были в моде в Ист-Лэнсинге в конце пятидесятых.
— Здесь, в универмаге Джека, они стоят сорок пять долларов, — продолжал он. — А когда мне приходится бывать в Гонконге, я покупаю их за пятнадцать долларов.
— Когда будешь там в следующий раз, купи мне две пары, — проявил интерес мужчина с бачками.
— Две пары?
— Одну пару, чтобы накласть на нее, а другую, чтобы прикрыть сверху.
Смех. В чувстве здорового бизнесменского юмора, подумал я, им не откажешь.
— Я встретил Конрада в «Уиндвуд Хиллз» в прошлое воскресенье, — сменил тему мужчина с бачками. «Уиндвуд Хиллз» был самым богатым клубом Далласа. Он открылся недавно. Конрад Р. Хантер был одним из основателей. — Он пробовал новые клюшки для гольфа, ожидая партнеров.
— Да, мы играли с ним в прошлый уик-энд, — сказал Луи. — С нами был Чарли Стаффорд. Он завел старика Кона на пятой лунке, и тот загнал свой мяч в воду.
Взрыв хохота.
Я извинился и вышел. Стоя перед черным писсуаром с позолоченной арматурой, я разглядывал роскошный, как дворец, сортир, с кранами, покрытыми накладным золотом, огромными дверями ручной работы и настенными панелями из ореха.
Сзади ко мне неслышно подкрался крохотный чернокожий и стал энергично смахивать щеткой пылинки с моих плеч. Не обращая на него внимания, я продолжал осмотр туалета. «Да, — думал я, — в галерею ходить не надо». Прямо над писсуаром на ореховой панели было нацарапано: «Конрад Хантер — козел!»
Было уже пятнадцать минут восьмого, когда я выехал на шоссе, направляясь к Джоанне. По радио передавали последние известия. Один из жителей Далласа был признан невиновным в убийстве шестнадцатилетнего юноши, забравшегося в его гараж за инструментами, — он дважды выстрелил юноше в голову и ушел, оставив труп. Начальник городской полиции предупредил, что в тех районах, где преступность особенно высока, полиция будет применять оружие «более активно». За последние 24 часа в городе было совершено двенадцать вооруженных ограблений.
Я проехал мимо «Норд Даллас Тауэрз». Окна десятого этажа были освещены. Там просматривали фильмы о нью-йоркской команде и разрабатывали стратегию игры, готовясь к воскресенью.
В кабинете Клинтона Фута горел свет. Главный менеджер тоже работал допоздна. Я вспомнил разговор в его кабинете. В конце марта пришло письмо (на бланке, начинающемся словами «Уважаемый игрок!»), извещающее меня о том, что срок моего контракта истек и клуб намеревается его продлить. Я тоже ответил на бланке и тут же был вызван по телефону в «Норд Даллас Тауэрз». Кабинет Клинтона, пахнущий свежей краской, был расположен на углу здания. Одна стена была завешена огромной фотографией билета на финал Суперкубка. Мебель была из нержавеющей стали. На кофейном столике лежал полный набор футбольных программ за прошлый год.