— Понимаешь, Конрад и его партнеры хотят договориться о поставке продуктов и подарков этим же военнопленным. Неужели тебе не кажется это странным, даже несколько абсурдным.
— С ума сойти. — Она зевнула, встала и голой пошла к серванту, куда был встроен стереопроигрыватель и где хранились пластинки. Поставила «Милая на родео», и комната наполнилась голосом Боба Дилана.
Забравшись обратно в постель, она наклонилась и поцеловала меня в низ живота.
— Устал, бедняжка, — сказала. — Ну, отдохни еще чуть-чуть. Как прошла тренировка? — спросила она, откинувшись. Джоанна была единственным человеком в мире, перед которым я мог исповедоваться.
— Как всегда, — ответил я. — А Б. А. снова меня вызывал. И состоялся еще один из наших классических разговоров. Он посоветовал мне привыкать сидеть на скамье запасных. Представляешь?
В тот период жизни, когда большинство мужчин делает себе карьеру, моя, казалось, стремительно летела в тупик.
Но все приводит в тупик. К этому выводу я пришел однажды в воскресенье, лежа около зачетной линии с переломанной правой ногой. Торчали из кожи обломки костей, гетра на глазах краснела от крови. И я понял, что успех — дело субъективное, тогда как неуспех — самая что ни на есть объективная реальность, с которой не поспоришь. У меня в жизни были успехи. Но все они оказывались пустыми и недолгими.
— Я соскучилась, — прошептала Джоанна, поднимаясь на четвереньки. — А он? — Она поцеловала меня так, как только она одна умела. — Он тоже соскучился уже. Знаешь, я тут недавно видела один любопытный фильм… Подожди, не торопись. Ложись туда головой. Ты ни с кем так не пробовал?..
Потом мы долго лежали, тупо глядя в потолок.
— Почему бы тебе не бросить футбол? — Голос Джоанны прозвучал настолько обыденно, что показался мне оскорбительным.
— А что еще я умею делать? Даже в постели ты меня всему учишь. Футбол — это единственное, что у меня получается, и, черт побери, я горжусь, что умею играть в футбол! — Я взглянул на свое правое колено, испещренное шрамами. — И Гилл ничуть не лучше меня. Просто здоровее.
— Давай выпьем что-нибудь. — Джоанна встала, накинула на себя голубой махровый халат, едва прикрывший ее широкие круглые бедра.
— Ты иди, я сейчас спущусь, — сказал я.
Я снова вытянул перед собой руки и внимательно осмотрел их. Поднял руки над головой и принял воображаемый пас. Повернулся к углу поля и опередил Эддерли по пути к зачетной зоне — все в замедленном темпе, как в кино. Швырнув мяч за спину, в руки судье, я направился к скамейке команды. Натягивая джинсы, я все еще слышал рев трибун. Хромая, я пошел вниз по лестнице. Нога по-прежнему болела.
Среда
— …этот старый мерзавец, Джонни Риверс… — Часы автоматически включили радио. Шла программа «Час дяди Билли Банка», в которой вели беседу девяностолетний фермер дядя Билли Банк и его племянник Карл; обоих персонажей играл местный диск-жокей Карл Джоунз.
— В рот тебе кило печенья, Билли. — Я сунул руку под кровать, где стояло радио, и выключил его. Год тому назад я познакомился с Карлом Джоунзом. Он оказался отчаянным болельщиком и превозносил меня до небес. Джоунз со своей женой Донной Мэй пришли в ресторан «Каса Домингес», где Томас Ричардсон, я и наши девушки наслаждались мексиканской кухней. Я представил Джоунзов остальным, и Карл с женой присоединились к нам.
Донна Мэй родилась в богатой семье в Джексоне, штат Миссисипи, и была рада знакомству с Томасом, который раньше жил в Геттисберге.
— Вы только подумайте, приехать из Джексона в Даллас, — ворковала она, голос у нее был высоким и приторным, как патока, — и сидеть с нигрой из моего родного штата — фантастика!
Я заказал еще вина, налил бокал и запил им пару пирожков. Мне запомнились глаза Ричардсона, наполненные отчаянием. А Донна Мэй не умолкала, уверяя всех, что никаких предрассудков по отношению к неграм и вообще цветным у нее нет и она запросто может сидеть с ними за одним столом.
— Надеюсь, правда, — с улыбкой добавила она, — что моя старенькая бабушка никогда об этом не узнает.
— Ты знаешь, Донна Мэй, — сказала наконец девушка Ричардсона, высокая блондинка, стюардесса на линии Даллас — Хьюстон, — а вот я лично совсем не люблю сидеть с нигерами за одним столом. — Она наклонилась и сказала тише, но все слышали. — Но обожаю лежать с ними в одной постели — они меня с ума сводят своими мужскими достоинствами. Ты много потеряешь, если не попробуешь.
Лицо Донны Мэй побагровело, она откинулась назад. Казалось, невидимые руки схватили ее за горло и медленно душат. Она попыталась вскочить и ударилась коленом о край стола. Карл вынес ее из ресторана на руках.