— Неужели? — «Викинг» послал Женщинову воздушный поцелуй. — Жалобы, учтите, принимаются в письменном виде. У вас девичья память, Адонис Евграфович. Как же так вы нас не знаете, когда собственноручно пытались лишить нас жизни с помощью гвоздей!
Администратор с лицом актера-трагика, не чурающегося спиртного, вдруг потерял весь апломб и деловито спросил:
— Будете бить… или как?
— Ну, вот, так бы давно пора! — одобрительно кивнул Джо. — Мы будем бить вас фактами, служитель главискусства, лупцевать доказательствами, учиним телесное наказание уликами. Мы сделаем вам больно.
«Викинг» и Тилляев-младший схватили упиравшегося Женщинова за руки и усадили на землю, сели сами, поджав по-восточному ноги. Глядя на них, тяжело опустился и Лев Яковлевич, он устроился в позе дачника, наслаждающегося природой.
— В каком году вы окончили школу, гражданин Женщинов? — торжественно спросил Фрэнк.
— В двадцать восьмом.
— Прекрасно! Следовательно, вы судили Евгения Онегина судом общественности? В то время это было модно.
— Судил, — признался Адонис Евграфович упавшим голосом, — но…
— Никаких «но», сударь! Я просто хотел знать, знакома ли вам эта форма судилища. Итак, слушается дело но обвинению Женщинова Адониса Евграфовича, тысяча девятьсот десятого года рождения, до сих пор — увы! — холостого, с далеко незаконченным высшим образованием… вас ведь выгнали с первого курса института — не правда ли, подсудимый?.. — по обвинению в разных нехороших вещах, подпадающих под признаки множества статей уголовного кодекса. В моем лице, подсудимый, вы видите судью и, прокурора, в лице этого красивого темноволосого молодого человека — защитника; симпатичный старик представляет собой публику, до отказа заполнившую зал судебного заседания. Есть ли ходатайства, отводы?
Женщинов хранил угрюмое молчание.
— Ходатайств и отводов нет, — с удовлетворением констатировал судья и прокурор. — Перейдем к существу дела. Подсудимый подозревает, будто поводом для настоящего судебного заседания явился тот печальный факт, что он ровно трое суток тому назад покушался на жизнь и здоровье нынешнего состава суда, для чего расшвыривал гвозди. Но мы выше предрассудков и корыстных мотивов! Мы обвиняем Женщинова в заранее обдуманном прелюбодействе. Мы заявляем: Женщинов — прелюбодей-рецидивист. Он обманул восемь девушек. Усыпляя бдительность добротельных особ сладкими разговорами о женитьбе, он соблазнял их и затем убегал. У Женщинова девять детей, ибо последняя жертва родила двойню. Жестокосердый папаша скрывается от алиментов. Он переменил десятки служб и профессий, возглавляет ныне дикую бригаду халтурщиков… Вон она расположилась в степи цыганским табором!
Все повернули головы и посмотрели на палатки халтурщиков, сработанные из простыней. Женщинов подрагивал толстой щекой и обильно потел.
— Да… граждане судьи. Женщинов скрывается! Я, будучи журналистом, тщательно ознакомился с материалами дела и установил, что в отношении подсудимого органы милиции объявили всесоюзный розыск. Его ищут, голова его оценена в ломаный грош, а мы его нашли. И не потому, что прелюбодей Женщинов обманывал всех и вся, хвастая своим якобы пролетарским происхождением, вопил, что он родился в семье рабочего и двух крестьян. Нет! Нас возмущает хамское отношение к кодексу законов о семье, браке и опеке.
Адонис Евграфович проворно поднялся с земли и рухнулся на колени.
— Пощадите! — захныкал он и зашмыгал носом. — Отпустите меня, и я исправлю ошибку.
— Отпустить? — удивился «судья». — Что скажет адвокат?
— Я отказываюсь от защиты омерзительного, погрязшего в пороке подсудимого.
— Вы слышите, Женщинов? — возвысил голос «Викинг». — Защитник и тот негодует. А я еще не рассказал о насильственном поцелуе, который вы учинили в отношении гражданки Дебиторской в городе Выксе в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое мая тысяча девятьсот сорокового года. Акт судебно-медицинской экспертизы обследования потерпевшей до сих пор хранится в деле.
Прелюбодей-рецидивист застонал протяжно и с надрывом.
— Что скажет публика? — обратился судья к экс-казначею.
Лев Яковлевич почесал ершистый затылок.
— Я всегда был против прелюбодеев и соблазнителей, — сказал он важно. — Еще когда некий Похотлюк увел на время мою жену, я уже тогда не одобрял… Это я вам говорю. Пустые люди. Помню, я сказал тогда Похотлюку несколько слов, и он ничего не мог мне на них ответить. «Похотлюк! — воскликнул я. — Зачем тебе моя жена? Она сердечница. Ей нужна спокойная жизнь!»
«Я люблю твою жену», — ответил дурак Похотлюк.
«Но у тебя есть же своя собственная жена! — напомнил я. — Отчего же ты не любишь своей жены?»
«Люблю твою!» — настаивал дурак Похотлюк и при этом, знаете ли, обнимал мою сердечницу за плечи.
«Послушай, Похотлюк, ты дурак, — растолковывал я ему. — Подумай только. Раз ты женился, следовательно, твоя жена тебе не совсем уж безразлична. Можешь ли ты поручиться в том, что если бы ты женился с самого начала на моей жене, а потом встретил свою нынешнюю жену, ты не изменял бы нынешней моей жене с твоей нынешней женой?»
Вы бы посмотрели на физиономию этого дурака Похотлюка! Его словно обухом по голове ударило. Моя жена поняла: я умный, а он дурак, и ушла ко мне. Я простил ее, только предупредил: «Запомни раз и навсегда: ты будешь жить со мной, но я запрещаю тебе воображать, будто бы ты изменяешь со мной Похотлюку! Не забывай, что у тебя больное сердце».
«Судьи» и «адвокат» долго катались по земле, держась за животы. Тонкие рассуждения экс-казначея о любви восхитили их. Кое-как обретя солидный вид, Фрэнк сказал, срываясь на смех:
— Что скажет подсудимый Женщиной?
— Я не могу принять в расчет последнего заявления! — отчаянно, защищался Адонис Евграфович. — У меня нет жены и есть повышенная чувствительность, я высокоорганизованное существо!.. Я ненавижу мещанские пеленки-распашонки. Женская честь — это химера, которой пугают…
— Довольно!!— рявкнул «защитник» — Вы можете презирать мещанство, это как угодно, но… что, если я скажу вам: «Два миллиона приветов, Женщинов! Слышите: два миллиона приветов!..» Ха-ха-ха!
— Не спеши, малыш, — пожурил Джо «Викинг». — Мне так хотелось растянуть удовольствие. Бедный Адонис Евграфыч!.. Смотрите все: он лег, он хочет, видимо, лизать победителям пятки.
Прелюбодей-рецидивист померк, с его актерской физиономии слетела моложавость. Старый истасканный субъект смотрел на Фрэнка глазами загнанного кролика. Дальнейшая обработка Женщинова не представляла никакого труда. Он быстро сообразил, с кем имеет дело, и, не артачась, согласился на все. Возвращались в город подобно мушкетерам, держа друг друга под руки.
Увы, недолго радовался «Викинг» своему успеху. Женщинов задумчиво посмотрел на рукописный плакатик.
И вдруг сказал, не скрывая удовольствия:
— Как же я буду работать? Ничего не получится!
— Вы позабыли вывесить рекламу? — любезно осведомился Фрэнк.
— Реклама ни при чем. Мы теперь ее не используем. Опасно. Я о другом говорю. Чтобы сотрудничать с вами, необходимо где-то зацепиться, а я вынужден беспрерывно ездить… Меня ведь разыскивают!
Стенли нахмурился:
— М-м-м… как же я об этом не подумал? Впрочем, пустяки. Это даже хорошо, что вы ездите. Артистов пускают на различные предприятия, в воинские части. Только подберите бригаду поприличней. Мы дадим адрес, и вы раз в месяц сообщайте о своем местонахождении.
Женщинов ушел к своим палаточникам, Фрэнк решил послать успокоительную телеграмму супруге. Лев Яковлевич и Джо слонялись по городу в поисках столовой. Когда троица сошлась вместе с целью обсуждения дальнейших действий, выяснилось, что Адонис Евграфович и не думает возвращаться для получения инструкций. «Викинг» со своими подручными ринулся на штурм коварного Женщинова. Но им вскоре пришлось сбавить шаг: впереди двигались в том же направлении двое милиционеров. Они подошли к палаткам из простыней, перебросились с «артистами» несколькими словами… Палатки исчезли. Вереница нагруженных чемоданами и постелями огорченных халтурщиков, конвоируемая милиционерами, проследовала к городу. Впереди с печальной улыбкой на устах брел Женщинов.