— Обещаешь? — колеблется Калла. Её рыжие волосы, словно пламя, выделяются на фоне моих белых штор. Она почти всегда верит мне на слово, но на сей раз её не провести. Она знает, что я лгу.
— Repromissionem[10], — заверяю её. Она закатывает глаза.
— Знаешь, иногда латынь только всё усложняет. Тебе понадобилось пять слогов, чтобы произнести то, что ты мог сказать в четыре.
Я улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Это величественный язык. У него есть характер.
— Если под «величественным» ты подразумеваешь «мёртвый», то да.
Она смеётся, и я притворяюсь, что мне тоже весело, потому что, честно говоря, мы всё равно только оболочки, напичканные лекарствами или нет. Мы не те, какими были раньше. Лишь внешность осталась прежней.
Мы шумно спускаемся по скрипучим ступенькам нашего дома, препираясь между собой и изо всех сил стараясь казаться нормальными, потому что мама всегда говорила: «Притворяйся, пока это не станет реальностью». И мы отлично справляемся со своей ролью.
Когда мы сворачиваем за угол и проходим в огромное изысканное фойе, безмятежную атмосферу похоронного дома разрывает отчётливый рёв мотоцикла. Этот звук заставляет нас переглянуться.
К нам высоко в горы обычно не заявляются на мотоциклах скорбящие родственники усопших.
Папа проходит мимо нас, с любопытством поглядывая на Каллу.
— Спасибо, что пригласила желающего снять гостевой домик. Честно говоря, я не ожидал твоей помощи, учитывая, как сильно ты хотела его заполучить.
Калла останавливается, застыв на месте и глядя на папу.
— Он позвонил?
Он?
Её голос полон волнения, счастья и надежды. Я пристально смотрю на неё. Это ещё что за чёрт?
Папа кивает.
— Да, сегодня утром. Должно быть, это как раз он приехал, чтобы взглянуть на жильё.
Калла оборачивается и смотрит в окно, а я поглядываю через её плечо.
На круговой подъездной дорожке припаркован чёрный, агрессивный мотоцикл «Триумф», и перед ним стоит высокий темноволосый парень, снимающий с себя чёрный шлем.
Калла настолько поглощена созерцанием, что не осознает, насколько внимательно я наблюдаю за ней.
На её губах появляется блаженная улыбка.
— Прошло несколько дней с тех пор, как я рассказала ему о домике. Я думала, он даже не заинтересовался.
Папа поднимает бровь.
— Он всё ещё может отказаться. Этот парень здесь лишь для того, чтобы взглянуть на наш домик. А теперь быстро рассказывай, как вы с ним познакомились.
Помедлив, Калла отвечает:
— Я встретилась с ним на днях в кафе при больнице, а до этого натыкалась на него пару раз, когда он там кого-то навещал. Мне он показался милым.
Милым.
Папа не старается узнать подробности, потому что парень уже поднимается по ступеням крыльца.
— С вашего позволения, я пойду и покажу ему окрестности.
Я не утруждаю себя вопросом, кто, чёрт возьми, этот парень или почему она решила пригласить его в нашу жизнь, предложив ему в аренду домик, который мы хотели для себя. Мне и не нужно спрашивать, я и так вижу. Всё написано у неё на лице.
Она светится, когда смотрит на него, а я никогда не видел подобного выражения на её лице. Она увлечена им. Сильно увлечена.
Внутри зарождается дурное предчувствие, пока я наблюдаю, как отец пожимает ему руку и как они бок о бок идут к гостевому домику.
Парень выглядит вполне приличным, но с ним что-то не так. В нём есть что-то тревожащее, даже если не брать во внимание то, как восхищённо смотрит на него сестра.
ИзбавьсяОтНегоИзбавьсяОтНегоИзбавьсяОтНего.
Я игнорирую голоса и наблюдаю, как за этим парнем и папой закрывается дверь домика.
Вокруг меня оседает какая-то тяжесть, что-то мрачное и гнетущее, потому что, несмотря на желание спасти от себя сестру, я не знаю, готов ли к этому.
Я улыбаюсь Калле.
— Готова ехать?
Она медлит с ответом, оглядывая улицу и нерешительно посматривая на закрытую дверь гостевого домика.
— М-мм… давай в другой раз, хорошо?
Я глубоко вдыхаю, поражённый, что она предпочла кинуть меня ради этого парня. Мне следовало догадаться, как только я увидел это новое выражение на её лице. Этот опьянённый взгляд. И я до сих пор не могу отойти от шока, впервые получив от неё такую пощёчину.