Лилия, сидевшая рядом со мной, оглянулась на темные и ветхие деревья, скрывавшие длинный участок грунтовой дороги.
— Что это за место?
Я остановил машину перед черными коваными воротами с выгравированным на металле названием.
— Поместье Брамвелла. Здесь я вырос. — За воротами возвышался темный и унылый готический особняк с его витражными окнами, крутой остроконечной крышей и башней.
Физически это место всегда выглядело так, словно пребывало в состоянии траура, с его обветренными, покрытыми виноградной лозой камнями, потрескавшимися и обветшалыми, и неухоженными садами, которые мой отец отказался содержать в порядке после смерти моей матери.
Она заглянула в окно, бросив быстрый взгляд на меня и обратно.
— Ты жил здесь?
— Здесь жило несколько поколений Брамвеллов. Мы с Кейдом большую часть времени были в школе, поэтому редко проводили здесь много времени. Но, да. Это был мой дом.
— Здесь ты останавливаешься, когда находишься в кампусе?
— Нет. Я не заходил в этот дом уже десять лет. С тех пор как не стало моего отца. — Я не видел отца около пяти лет, когда наш семейный адвокат связался со мной и попросил навестить его. Он уже давно находился на смертном одре, страдая тем же заболеванием, что и я. Это было в тот день, когда я отказался продолжать его дело. В тот день я сказал ему, что с радостью буду наблюдать за его смертью, зная, что все умрет вместе с ним. — Тем не менее, этот дом мой. Этот ублюдок проклял меня этим.
— Твой отец не был хорошим человеком?
— Нет. Не был.
— Значит, слухи о том, что он сделал... — В ее голосе прозвучала нерешительность, как будто она не хотела рисковать, чтобы я узнал, что она слышала об этом. — Исследование Крикссон. Ты им веришь?
— Ты спрашиваешь меня, убил ли мой отец шесть женщин?
— Я спрашиваю, убил ли он мою мать.
Я не мог смотреть на нее. Мои чувства к Лилии стали сложными. Ложь, чтобы защитить ее, уже не давалась мне так легко, как раньше.
— Я не знаю, — честно ответил я. Пожалуй, это был самый честный ответ за все время моего общения с ней. Хотя подробности смерти ее матери и сроки ее болезни с научной точки зрения не сходились, я знал своего отца. Я знал его садистские наклонности, его жадность и желания. — Вполне возможно. Хотя я никогда не слышал, чтобы кто-то так долго хранил паразита. Я даже не могу расследовать обстоятельства. Там были документы, которые пропали. Часть из них были уничтожены.
— Я думаю, что эти документы у Гилкрист.
Нахмурившись, я повернулся к ней.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что она предложила передать их, если я перестану с тобой встречаться и покину Дракадию.
— В этих документах есть информация о твоей матери?
— Предположительно.
— И ты не уехала? Ты не приняла это предложение?
Она опустила взгляд на свои руки, сцепленные на коленях, и на ее губах заиграла улыбка.
— После того, как я потеряла мать, а Би уехала в школу, я как бы замкнулась в себе и научилась находить утешение в одиночестве. Оно стало моим домом. Единственное место, где я чувствовала себя в безопасности. Потом я приехала сюда. И встретила тебя. И я поняла, что одиночество — это мой выбор. Это место для меня больше, чем просто университет. — Волнение бурлило в ней, когда она сидела, ерзая. — Наверное, я могла бы держаться в стороне, как всегда, и оставаться еще одним забытым лицом в толпе. И, возможно, Гилкрист не стала бы беспокоиться. А может быть, она бы так и сделала, и я бы вернулась к своей прежней, одинокой жизни, получив все ответы, которых так жаждала. — Она пожала плечами и отвернулась. — Ответы, которые уже не имеют значения. — Глядя на ее лицо, я увидел, как на ее губах играет намек на улыбку. — Решение было принято в тот момент, когда я встретила тебя. Остаться здесь. Я выбрала тебя.
Черт бы ее побрал. Черт бы побрал это. Что, черт возьми, я делал с этой девушкой? Что, черт возьми, она делает со мной?
Я преодолел отвратительное отсутствие чувств и подцепил пальцем ее подбородок, повернув ее к себе лицом.
— Я выбрал тебя, — сказал я и притянул ее к себе для поцелуя, чувствуя, как она улыбается мне в губы. — И поверьте мне, что вас трудно забыть, мисс Веспертин.
Развернув машину задним ходом, я выехал на главную дорогу и направился к северной части острова.
— Я хотела спросить. Почему именно женщины? Почему твой отец выбрал для исследования исключительно женщин?
Долгие годы я терпел слухи о том, что мой отец ничем не отличался от моего прапрадеда, который выбирал в качестве жертв проституток. И только когда я изучил паразита, я узнал правду о причинах этого.
— Женщина более благоприятно реагируют на токсин.
— Почему?
— До этого я не дошел. Генетика? Эволюция? Нам еще так много предстоит узнать.
— Мне кажется, что я должна ненавидеть этого паразита больше, чем я это делаю. Но все, что связано с ним, меня завораживает.
Я вздохнул.
— Добро пожаловать в мой мир.
Наконец мы добрались до бухты Аморисс, и я припарковал машину на обочине. Открыв ей дверь, я провел ее по шаткой лестнице в красивую бухту, окруженную высокими каменными стенами скал. Вдалеке, примерно в полумиле от берега, возвышалась арка, известная местным жителям как «Прыжок Влюбленного». Арка, которая представляла собой хвост острова в форме дракона.
Лилия последовала за мной к воде, но желание взять ее за руку заглушалось онемением кончиков пальцев. Наконец мы добрались до берега, за которым открывался вид на белый песок и мягкие серые волны океана. Я остановился на небольшом участке, до которого еще не дошел прилив, и она подошла ко мне, ветер трепал ее волосы, словно желая прикоснуться к ней так же, как я.
— Здесь так красиво.
Пока она смотрела на арку, я смотрел на нее.
— Прыжок Влюбленного.
— Я помню, что видела это место в буклете, который прихватила в городе. Я еще не читала его. Какова история этого места?
— Местная туземная девушка, дочь вождя, полюбила простого рыбака из Дракадии. Она попросила у богов разрешения выйти за него замуж, и боги отказали, изгнав его с острова. — Рассказывая эту историю, я ковырял песок носком ботинка, откапывая ракушку, которую поднял и стряхнул песок с нее большим пальцем. — Она взобралась на арку, чтобы посмотреть, как отплывает его лодка, и тут ниоткуда налетел белый шквал, разбив судно о камни под тем местом, где она сидела. Опустошенная, она бросилась навстречу своей смерти. — Я протянул ей совершенно неповрежденную ракушку, наблюдая, как она любуется ею, словно редкой драгоценностью. — С того дня боги смягчили воды вокруг арки, сделали ее неглубокой, чтобы никто больше не погиб у этих камней. Местные жители считали арку воротами в загробный мир. (Прим. Белый шквал (англ.) — метеорологический феномен, характеризующийся внезапным и мощным усилением ветра.)
Ее губы изогнулись в улыбке, и ветер растрепал прядку волос, которую я хотел поймать пальцами и заправить ей за ухо, но не решился.
Не решился потому, что меня бы только разозлило подтверждение того, что я не могу почувствовать ее шелковистую кожу.
— Все, что связано с этим островом, — это история. Сирены в Костяном заливе. Нимфы в озере Скелетт. А теперь еще и «Прыжок Влюбленного». Кажется, что каждый уголок таит в себе что-то волшебное и страшное.
Волны приближались. Ближе. Она попятилась назад, едва не споткнувшись, и я протянул руку, чтобы поймать ее. Подавив отвратительное ощущение отсутствия чувств, я заставил себя улыбнуться, когда она захихикала.
— Ну, чего же ты ждешь? — спросил я, отпуская ее. — Море ждет.
Она бросила на меня взгляд, как бы думая, что не стоит на это решаться. Ее нижняя губа скользнула между зубами в улыбке, и она стянула с себя ботинки и носки, бросив их на сухой песок позади нас. Сложив ноги вместе, она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Волны снова потянулись к ней с такой силой, что я почувствовал пульсацию в своей груди.
С визгом она отпрыгнула назад, затем осторожно шагнула вперед. За первой волной последовала другая, и я увидел, как дрогнули ее ноги, как она приподняла платье и позволила воде омыть себя. Обернувшись через плечо, она одарила меня улыбкой — такой чертовски красивой, что мне захотелось вставить ее в рамку. Запечатлеть ее. Изучить ее химический состав. Каким удивительно пьянящим может быть одно простое выражение лица.