— О, Боже. Коннор с ума сойдет.
— Я отправил ему сообщение с твоего телефона, сказав, что ты решила остаться у подруги.
— А где Анджело?
Он с досадой вскинул брови и отвернулся.
— Когда я вошел в ту комнату и увидел тебя практически голой на полу и повсюду кровь... — Мышцы на его челюсти дрогнули. — Поверь мне, когда я говорю, что ты не хочешь знать, что случилось с Анджело.
Темнота, которая была раньше, сдвинулась внутри меня. Я чувствовала себя не такой одинокой, не такой чудовищной. Он причинил боль Анджело за то, что тот причинил боль мне. Мог ли Деврик считаться убийцей за подобное? Кто знал, что сделал бы со мной Анджело, когда бы он в конце концов пришел в себя?
В то же время я прекрасно знала, что сделала бы с Би моя мать, если бы я ее не нашла. Я видела этот блеск безумия в ее глазах. Видел ли Деврик то же самое в Анджело?
Он сказал мне, что собирается изнасиловать меня гребаным лезвием — факт, который я не потрудилась сообщить Деврику прямо тогда, учитывая то, как его челюсть напряглась под резким углом, а глаза горели убийственным блеском. Может быть, лучше было считать свои удачи и понять, что в мире есть справедливость, которая выходит за рамки того, что я считаю правильным и гуманным. Например, животные. Львы, которые разрывали на части других хищников за то, что те осмеливались угрожать их стае. Неужели именно такой я была для Деврика? Его гордостью? Его неприкасаемой вещью?
Впервые после смерти матери я увидела себя глазами жертвы. Того, кто благодарен за то, что ушел. Остаться в живых, потому что кому-то было не наплевать, кто-то был достаточно смел, чтобы сделать то, что должно было быть сделано.
Размышляя об этом, я не заметила, что Деврик впал в некое подобие транса, уставившись в пустоту. Сначала молча. Пока, наконец, он не прочистил горло.
— Был... краткий миг... когда я бежал к той комнате. Твои крики затихли. И я подумал... — Губы сжались в жесткую линию, и он бросил на меня угрюмый взгляд, от которого у меня защемило сердце. Он покачал головой, отказываясь говорить. — Тогда я впервые по-настоящему почувствовал, что что-то может причинить мне боль. Что меня можно поставить на колени. Я больше никогда не хочу этого чувствовать, Лилия.
Сквозь очередную пелену слез я кивнула.
— Мне хорошо знакомо это чувство, — сказала я, вспоминая тот день в бухте, когда я думала, что потеряла его.
Я решила оставить все как есть, понимая, что Анджело выбрал свой путь, свою судьбу. Он был хищником, которого убил более сильный хищник, а в случае с моей матерью она бросила вызов моей любви к ней, моей верности, причинив вред моей сестре.
Он еще раз осторожно поцеловал меня в губы, подталкивая обратно на подушку.
— Ты в порядке?
— Нет. Но я надеюсь, что буду. — Когда он смотрел на меня сверху вниз, боль на моей щеке вспыхнула при воспоминании о словах Анджело. Теперь ты чудовище. Нечто иное, использованная шлюха. Сдерживая очередную порцию слез, я отвернулась от него.
Его палец зацепился за мой подбородок, притягивая меня обратно к себе.
— Не прячься от меня, Лилия. Ты не менее прекрасна, чем в тот день, когда ты вошла в мой класс и украла мое гребаное дыхание.
— Останутся шрамы. — сказала я, имея в виду не только рану на лице.
— Возможно. Но это также будет служить напоминанием о том, что ты сражалась с профессиональным убийцей и выжила. Ты сильнее, чем думаешь.
Его слова пронзили меня насквозь, и я слегка кивнула, позволяя им заглушить неумолимый шепот Анджело, который звучал у меня в голове.
Он прильнул к моим губам еще одним поцелуем.
— Я скоро вернусь. — С этими словами он пересек комнату и закрыл за собой дверь.
ГЛАВА 62
ДЕВРИК
Напряжение горело в моих мышцах, когда я ехал обратно к университету. Без ведома Лилии я поместил Анджело в старую лабораторию отца, расположенную в катакомбах особняка, и ввел ему ту дозу личинок, которую намеревался дать работнице секс-индустрии в бухте Трешер.
Каждая клеточка моего тела побуждала меня убить его за то, что он притронулся к ней, но мне нужно было, чтобы он продолжал дышать, чтобы он мог стать моим следующим подопытным. Я утешался, зная, что он будет страдать в гораздо более медленном аду, чем тот, который могла бы причинить быстрая пуля или перерезанная артерия. Даже содрать с него кожу заживо было бы недостаточно мучительно, чтобы подавить ярость, пылающую внутри меня.
Я также планировал ввести дозу Липпинкотту. Потому что у меня не было никаких сомнений в том, что он подговорил Анджело убить Лилию. И связь между этими двумя ублюдками заставляла меня думать, что он, скорее всего, также стоит за похищением Кейда. Я был настолько слеп в своих поисках и отчаянии вылечить свою болезнь, что не видел того, что было передо мной все это время.
Он погубил единственных двух людей в мире, которые имели для меня значение, и за это он умрет медленной и мучительной смертью. Так как он был известен тем, что заходил ко мне в офис выпить, я решил, что способ заражения будет довольно простым. Я вызову его для обсуждения нового варианта, предложу выпить, а затем буду наблюдать, как рушится его мир.
Я остановил машину на небольшой парковке, недалеко от входа в комнату с трупами, и направился внутрь.
Как ему было известно, Лилия была мертва. Я не давал ему никаких оснований подозревать, что у меня с ней что-то было, поэтому, если он сам не додумался до этого, он бы не понял, что она была для меня чем-то важным. Накануне я отправил ему сообщение о том, что она не пришла на занятия. Я просто выполнял роль информатора, о которой он меня просил. Именно тогда он придумал неубедительное оправдание, что из-за проблем с бюджетом не смог утвердить для нее стипендию еще на один семестр. Я не стал выражать недовольство по этому поводу, не подал ни малейшего вида, что мне не все равно, и эта реакция еще более усилилась, когда я сказал ему, что у меня был успех с последним вариантом, на что он положительно отреагировал.
Что касается Липпинкотта, то он спокойно разобрался с Лилией.
Благодаря Лэнгмору, которому я хотел бы выразить свою признательность за то, что помог с ним разобраться, выбив почву из-под его ног.
Я поспешил в свой кабинет, заглядывая к Ахиллу и Патроклу, которые продолжали хорошо реагировать на введенное мной лечебное средство из черного камня. Я мог подтвердить, что и мои ощущения сохранялись в течение нескольких дней без ухудшения.
В своем кабинете я приготовил зараженную настойку, которую намеревался предложить Липпинкотту, влив в графин свежие яйца. Поставив его обратно в шкаф стола, я заметил фигуру, стоящую в дверях.
Липпинкотт.
— Извини за вторжение, — сказал он, проходя через комнату к креслу напротив меня. — У меня был тяжелый день. Кто-то взял на себя смелость разгромить мой кабинет. У меня такое чувство, что это был Спенсер.
Я опустился в кресло напротив него.
— Есть причины, почему он это сделал?
— Он — мудак. Вот почему. — Он невесело усмехнулся. — Могу я поделиться с тобой секретом, Деврик? — Легкое отсутствие фокуса в его глазах намекало на то, что он уже пригубил спиртного. — Он даже не мой, — прошептал он и фыркнул от смеха.
Нахмурившись, я уставился на него в ответ, гадая, говорит ли он правду или просто пьян. Я достал графин с алкоголем из шкафа на столе и протянул ему.
Кивнув, он щелкнул пальцами, и я налил спиртное в стакан, поставив его на стол.
— Ты в глубоком дерьме, Деврик. Вот почему я здесь.
— Из-за чего?
Он зажмурил глаза и снова фыркнул от смеха.
— Из-за чего! Из-за чего? Ты что, издеваешься надо мной?
Я не ответил, не уверенный, был ли это алкоголь виной всему или нет.
— Мелисандра Уинтроп обвинила тебя в том, что ты держал нож у ее горла и угрожал отрезать лезвием ее гребаные соски. Вот что.
Обвинение ударило меня по лицу, как мокрое полотенце.
— Что?
— Да. Она утверждает, что ты напал на нее из-за каких-то документов.