В конце концов, на Стирлинга и Аддерли напало не племя Ку'уночке, а пациенты, которых держали взаперти и пытали. Те, кто заразился черными червями — дьявольскими змеями, как их тогда называли. Они сходили с ума. Грабили и насиловали. Когда Аддерли попытался остановить их, они сожгли его и его людей, весь остров, а затем утопились в море — сотни тел выбросило на берег в месте, ставшим Костяным заливом.
— Итак, я записалась в следующем семестре на углубленный курс биохимии. —Быстрое изучение другой пробирки показало такую же идеальную смесь, как и все остальные. — Я так понимаю, профессор Голдинг — тот еще мудак.
— Да. Много читай, и все будет в порядке.
— Больше мудак, чем ты?
— Я не знаю. — Он бросил на меня невеселый взгляд. — И я советую тебе держаться подальше от других мудаков, если только ты не хочешь чтобы на это Рождество под твоей елкой лежал завернутый подарок.
Я усмехнулась.
— А если мне понадобится помощь?
— Ты же знаешь, что я всегда к твоим услугам.
Я поставила пробирки обратно и повернулась к Деврику, который вглядывался в свой микроскоп. Тихими шагами я подкралась сзади и обняла его.
Не прерывая своего занятия, он схватил одну из моих рук, прижимая ее к своей груди, нежно поглаживая пальцами.
— Из-за тебя невозможно сосредоточиться, — сказал он.
Другая моя рука потянулась к его паху, и я почувствовала, как он дернулся навстречу мне.
— Лилия, — предупредил он, но его член затвердел под моей ладонью.
Поддразнивание было забавным, но не более чем игрой. Отвлечением от самой себя. Что-то ужасное все еще жило во мне с той ночи, когда на меня напали, и, если я не была занята чем-то другим, я иногда видела это в тенях на стене — глаза-бусинки смотрели на меня, молча угрожая растерзать на мелкие кусочки. Игривая шутка с Девриком скрывала это и сдерживала. Надёжно сдерживала в своем укрытии.
Еще минута, и он повернулся на своем стуле.
— Итак, я могу стать членом команды которую вы собираете, профессор? — Я обняла его за шею и прижалась губами к его губам, улыбаясь, когда добавила. — Я чрезвычайно гибкая и хорошо лажу с людьми.
От крепкого захвата моей задницы я задержала дыхание.
— Возможно, есть вакансия на которую мне нужен кое-кто.
— О, определенно есть.
— Однако эта конкретная позиция не является членством в команде. Скорее это работа наедине со мной.
— Я могу справиться с этим.
— Конечно, справишься. — Его зубы задели мочку моего уха, и он поднялся на ноги, отступая от меня на шаг. — Встретимся в моем кабинете, мисс Веспертин, — сказал он и повернулся к соседней раковине, где во второй раз вымыл руки. Ополоснув руки, он бросил на меня взгляд «что-ты-все-еще-там-делаешь?», и я, ухмыляясь, быстро направилась в его кабинет.
Оказавшись там, я пересекла комнату и подошла к его столу, заметив что-то на одной из книжных полок за ним. В двух маленьких черных рамочках лежали мотыльки, и я, нахмурившись, обогнула его стол и остановилась перед ними. Под каждым сохранившимся мотыльком были выгравированы Патрокл и Ахилл на маленьких золотых табличках. Они умерли две недели назад, завершив свой жизненный цикл. Что заставило его оставить их у себя? Этот жест был настолько нехарактерен для Деврика, но в то же время очарователен, что вызвал у меня улыбку.
Слегка повернувшись, я заметила что-то на одном из лабораторных халатов, висящих на соседней вешалке. Наклонив голову, я прищурилась, заметив фиолетовую строчку у самого лацкана. Потянув за рукав, я обнаружила свое имя над надписью «Младший научный сотрудник». Снова улыбнувшись, я провела большим пальцем по вышитой надписи, которая, будучи простой, казалась такой официальной.
При звуке приближающихся шагов я прекратила осмотр и повернулась к двери.
Как только он вошел в комнату, мое сердце заколотилось, как развевающиеся на ветру листья. Закатав рукава черной рубашки и взглянув на часы, он выглядел как ходячая гроза, готовая вот-вот разразиться, и от его вида у меня заныло в бедрах.
— Через два часа у меня заседание совета директоров. Мне нужно снять напряжение.
Обогнув стол, он подхватил меня на руки, и наши губы практически обожглись, когда он захватил мой рот в пылком поцелуе. Когда он усадил меня на стол, в его горле раздался рык нетерпения.
— Ты оставил себе Патрокла и Ахилла? — спросила я.
Он положил ладони по обе стороны от меня и снова поцеловал.
— Пришлось оставить мои первые удачные образцы. Назвать их было гениально с твоей стороны.
— Я же говорила тебе.
— А я тебе говорю, перевернись и раздвинь колени, — прошептал он.
Как по команде, я повернулась на безупречном столе, прижав колени и ладони к его поверхности, и встала на четвереньки.
Руки забрались под юбку, до самого пояса, и он стянул с меня плотные колготки, которые я начала носить с наступлением холодов. Когда он стянул их с моей голой задницы и спустился до середины бедер, он остановился.
— Без трусиков?
— Трусики — для скромных, — с улыбкой ответила я, приподнимая ногу, чтобы он мог спустить их ниже колен.
Дьявольская ухмылка скользнула по его губам, когда он снял с меня сапоги и полностью стянул колготки.
При первом же прикосновении его языка к моей сверхчувствительной плоти я выгнулась, как кошка, и застонала от удовольствия. Моя попка дернулась, пальцы прижались к неумолимой поверхности дерева, когда он лизал, посасывал и вводил в меня свои пальцы. Возбуждение потекло вниз по моим бедрам, и он застонал, останавливаясь, чтобы пососать свои пальцы, прежде чем снова погрузить их в меня.
— Почему запретное должно быть таким чертовски сладким? — Он провел языком по моим бедрам, слизывая каждую каплю.
Ненасытная жадность запульсировала в моем животе, и я прижалась спиной к его пальцам и закрутила бедрами, отчаянно желая большего.
Крепко сжав мое горло, он приподнял мой подбородок, перекрыв доступ воздуха в легкие. Он вводил и выводил свои пальцы, сжимая мое горло настолько, что я чувствовала, как мой пульс бьется о его ладонь. Он вынул пальцы с влажным звуком и провел подушечкой большого пальца маленькие круги по моей набухшей и ноющей дырочке.
— Вам нужно, чтобы вас хорошенько трахнули, мисс Веспертин?
— Да, профессор, — вздохнула я, моя киска сжалась от его настойчивых ласк.
В течение двух недель после нападения Анджело он не прикасался ко мне. Отчасти это была моя собственная неуверенность из-за шрама на лице и пожелтевших синяков по всему телу. Мне было трудно смотреть на себя в зеркало, не видя этих ненавистных черных глаз и не слыша обещаний Анджело изуродовать меня. Деврик сказал мне, что подождет, пока я буду готова, и, хотя он оставался нежным, даже больше, чем раньше, он никогда не проявлял сексуальных желаний — даже когда я спала рядом с ним. Даже в тот раз, когда я расплакалась во время принятия душа, и он прижал мое обнаженное тело к себе. Я и не подозревала, как сильно тосковала по этому, как сильно нуждалась в такой близости без секса.
В последующие недели моя рана затянулась, синяки исчезли, и я больше не слышала шепота Анджело. Мое влечение к Деврику усилилось, голодный зверь, который извивался и выгибался от своего аппетита, пока он, наконец, не сдался. Далее последовала такая жажда к этому мужчине, которую я никогда раньше не испытывала. Это достигло пика в ту первую ночь, от заката до восхода солнца, когда он прижимал меня к своему столу, стулу и каждой стене своего кабинета. Мы ели, принимали душ и трахались, отгоняя все ужасные мысли, которые еще оставались в моей голове.
Я ожила, воскресла.
Я снова чувствовала себя красивой, желанной, целостной.
И все же, казалось, между нами что-то было. Что-то нерешенное.
Острый укус больно резанул по ягодицам, и, подтолкнув меня бедром, он приказал мне опуститься на пол.
— Опусти лицо на стол, — приказал он, и я сделала это, чувствуя, как подол юбки приподнимается над моей попкой, открывая ему полный вид на мою нуждающуюся плоть.