Зарывшись носом в руку, она зарычала и отступила назад.
— Подожди... Я... Я сейчас позову кого-нибудь. Просто подожди.
Нахмурившись, я поднялась с пола, когда она вышла из туалета, и заглянула в кабинку рядом с той, где я видела свою мать. На поверхности воды в туалете плавал клубок темного меха с длинным голым хвостом. Крыса.
По крайней мере, это объясняло запах.
Из меня вырывались тяжелые вдохи, когда я прислонилась к стене напротив кабинки и снова сползла на пол.
Тяжелый груз произошедшего ослабил мои ноги. Леденящий холод пульсировал в моих конечностях и груди. Без сомнения, у меня был приступ паники, потому что холодное, липкое чувство, словно ледяная вода, заполнило мои легкие, и я была уверена, что если бы я не села, то потеряла бы сознание.
Закрыв глаза, я дышала через нос, считая до четырех. Сквозь непрекращающийся стук крови в ушах я слышала спокойный голос Джейды, которая звонила в службу поддержки.
Сильная тошнота подступила к горлу, но я подавила желание опустошить свой желудок. Кислота обожгла мои ноздри, и я крепко зажмурила глаза, тяжело дыша через нос.
Осмелившись поднять глаза, я уставилась на пустую кабинку, ненавидя себя за то, что в присутствии коллеги сорвалась на очередной приступ. На шатких ногах я снова поднялась, и, к счастью, прежняя тошнота отступила. Дыхание через нос помогло.
На шее я сжимала маленький флакончик с прахом моей матери, который я носила, подвесив к старым четкам, которые она обычно держала в кармане. Это было глупое суеверие, о котором мне однажды рассказала мама. Она всегда носила кольцо моей бабушки, подвешенное на ожерелье. Когда я спросила, почему она постоянно носит его, она ответила, что мертвые никогда не причиняют вреда тем, кто носит что-то принадлежащее им. Я даже не верила в Бога, но моя мать верила, и какая-то часть меня чувствовала себя обязанной хранить четки по этой причине.
Я вздрогнула, когда дверь снова распахнулась.
Джейда шагнула внутрь, сохраняя дистанцию.
— Я позвонила в службу технического обслуживания. Они уже спускаются. Ты в порядке? — Ее успокаивающий голос напомнил мне голос моей матери. В свои двадцать три года она была всего на несколько лет старше меня, но жизнь, казалось, изрядно измотала нас обеих.
— Думаю, да. Просто... немного нервничаю.
— Нет, милая. Я имею в виду, с тобой все в порядке?
Я знала, что она имела в виду. Сейчас меня от всего передергивало. Кто знает, что спровоцировало этот приступ в тот раз. Может быть, запах. Может быть, я увидела крысу и восприняла ее как нечто совершенно иное. Такое случалось не в первый раз. Джейда была свидетелем нескольких случаев, когда я видела то, чего не было.
— Я буду в порядке. — Эти четыре слова стали моей мантрой за последние четыре года.
Я буду в порядке.
По большей части, со мной все было в порядке, за исключением тех случаев, когда что-то вызывало воспоминания.
Или иногда я видела галлюцинации своей матери.
Но была ли я в порядке?
Думаю, это еще предстоит выяснить.
ГЛАВА 3
ЛИЛИЯ
Поездка в метро после работы — это отстой. Ехать в метро после того, как я увидела свою мертвую мать на работе, было совершенно ненормально. Хотя Джейда убеждала меня уйти на час раньше, чем обычно, я задержалась, чтобы не нагружать ее работой.
Я так и не удосужилась рассказать ей о галлюцинациях, хотя она была скорее другом, чем коллегой. И когда я говорила о смерти матери, я никогда не упоминала о черных червях у нее во рту.
В основном потому, что у меня было плохое предчувствие, что их тоже не было.
По словам отца Би, Коннора, моя мать перерезала себе вены той ночью. История гласила, что Би в конце концов вышла из своей комнаты и обнаружила меня в отключке на полу в ванной, а маму в ванне с перерезанными запястьями. Она вернулась в свою комнату и позвонила Коннору, а когда он пришел, она уже пряталась под кроватью, трясясь и бормоча про себя.
Но в этой истории была сюжетная дыра. Пустота, которая так и не заполнилась после долгих лет попыток вспомнить подробности той ночи. Я не могла припомнить, чтобы мама резала себе вены. Естественно, я бы запомнила такое жуткое зрелище.
Когда я настаивала на том, что видела, как черви вытекали из ее рта, Коннор отрицал их наличие и предъявил заключение судмедэксперта. В отчете причина ее смерти выделялась на фоне всех других ужасных подробностей: сильная кровопотеря в результате самоубийства. Именно тогда я впервые попала в темноту своего сознания, где не могла доверять себе. Туда, где реальность и кошмары смешались.
Через несколько месяцев я обратилась к нашему семейному врачу, чтобы спросить о паразитах, и он возразил мне, сказав, что никогда о таком не слышал. Что как мне показалось, вполне логично, если бы я их выдумала. Поиски в Google тоже ничего не дали о паразитах, а во всех медицинских журналах, которые я читала, не было тех осложнений и развития симптомов, которые я отмечала во время болезни моей матери.
У меня не было другого выбора, кроме как признать, что я их себе придумала. В конце концов, травма может наделать много дерьма в голове человека.
К тому времени, когда я, наконец, ушла с работы, я чувствовала себя так, будто пробежала мысленный марафон. Я все еще не до конца соображала, поэтому сегодня в метро чувствовала себя по-другому. Более пугающее.
Чуть позже полуночи единственным открытым маршрутом была красная ветка, и кроме того, что там пахло мочой, там было малолюдно. Единственными людьми на улице были наркоманы и посетители баров, некоторые из которых сидели без дела или спали. Ковингтон был не самым худшим городом в стране, но уж точно не самым безопасным.
Сильная вонь мочи, застоявшаяся от июльской жары, была лишь незначительным отвлекающим фактором, хотя и отвлекала от волнения, все еще бурлящего в моей голове.
Проблема была в том, что я мало спала. Это был порочный круг. Меня мучили ужасные кошмары, которые не давали мне уснуть больше чем обычному человеку. Из-за этого мне иногда мерещилось всякое. И порой по тому, что я видела, трудно было определить, бодрствую я или сплю.
Закрыв глаза, я делала глубокие вдохи, сжимая четки. Когда я наконец открыла их, то поймала на себе пристальный взгляд пожилого мужчины напротив меня. Судя по седине в бороде и волосах, ему было около сорока лет. Бледно-белая кожа свидетельствовала о том, что он не часто бывает на солнце. В вагоне была еще только одна женщина, лет шестидесяти, которая лежала без сознания в углу. Остальные люди, разбросанные по вагону, были мужчинами.
Моя тревога перед обществом появилась благодаря моей матери, которая всегда отвергала идею о том, что люди по своей природе хорошие. В ее глазах каждый был серийным убийцей, пока не было доказано обратное, и каким-то образом частица этой паранойи проявилась во мне с годами.
Я отпустила четки и сунула руку в карман за ножом, который носила с собой повсюду — даже в постель. Тот, который я купила для себя недавно, когда решила поработать в ночную смену.
Словно почувствовав мое беспокойство, пожилой мужчина опустил взгляд на кулон на моей шее. Подвешенный на цепочке из черных бусин, пепел внутри представлял собой чистейшую форму моей матери — вся болезнь, которая убила ее, сгорела дотла. Меня охватило желание снова вцепиться в кулон, чтобы защитить маму от его взгляда, но вместо этого я отвернулась, хотя все еще чувствовала на себе взгляд мужчины.
Голос над головой объявил, что моя остановка следующая. С облегчением я поднялась со своего места и, не глядя на мужчину, зашагала по проходу, когда поезд подкатил к остановке. Как только дверь открылась, я выскочила на пустую платформу.
— Эй! — окликнул меня хриплый, гравийный голос. — Эй, девочка!
Тупые пьяницы. Я имела с ними дело по меньшей мере три раза в неделю, и сегодня у меня просто не было настроения.
Я проигнорировала его и продолжила идти к лестнице, все мое тело дрожало, костяшки пальцев горели от рукоятки моего ножа в кармане. Щелчок кнопки раскрыл лезвие и обеспечил небольшой комфорт, когда я почувствовала, как оно упирается в ткань на моем бедре.