— Не делай этого. — При звуке голоса Кейдмона я поворачиваюсь и вижу, что он стоит рядом со мной. Но это не он, а нематериальная версия моего брата, который приходит ко мне почти каждую ночь.
При виде его меня охватывает стыд, и я отворачиваюсь к скалам внизу.
— Я облажался. Я неудачник.
— Нет. Это дело рук отца.
— Это должен был быть я.
— Прекрати, — укоряет он своим обычным нетерпеливым тоном. — Перестань быть нытиком и уйди с этого выступа. Ты слишком охуенно умный, чтобы тратить свое время на чувство вины.
— У меня ничего нет, Кейд. Ничего. — Без моего брата вся бессердечная часть меня, которая осталась, была разрезана пополам с его исчезновением, оставив только шелуху. — Я чувствую себя опустошенным и одиноким. Внутри меня слишком пусто и холодно.
— Послушай меня. — Его голос умоляющий, и даже в пьяном тумане я чувствую в нем отчаяние. — У отца есть что-то, что им нужно. Узнай, что это, и освободи меня.
— Это бессмысленно. Он никогда мне не скажет. — Я отхлебнул еще из бутылки ликера и снова покачнулся.
— Конечно, не скажет. Ты должен узнать это сам, Деврик. Черт возьми, подумай!
В голосе Кейдмона звучит отрезвляющая ярость, которая пронзает пьяный туман в моей голове.
— Он хранит все свои секреты в своей лаборатории.
— Да. Хорошо.
— Это дело всей его жизни. Они хотят это забрать.
— Да. Так и есть. — Его тон, наполненный надеждой, приковывает мое внимание.
— Но как?
— Ты знаешь как. Ты видел это, спрятанным. Запертым в том шкафу.
— Сейф? — Я могу представить себе это в его кабинете. В дальнем углу того шкафа. Маленький сейф, где он хранил мамину фотографию после того, как я ее разбил.
— Да. А что в сейфе?
— Кроме ее фотографии? Понятия не имею. Я никогда не смогу его открыть. — Кому, черт возьми, могли понадобиться его неудачные эксперименты? Исследование, которое опозорило нашу фамилию.
— Найди способ. И ради всего святого, парень, отойди от края. Ты меня нервируешь.
Неожиданный порыв ветра выводит меня из равновесия, и я отшатываюсь назад. Моя нога дрогнула. И я поскальзываюсь на камне.
Земля уходит из-под ног, и я скольжу по скользким камням, обжигающие зазубрины впиваются мне в живот, когда я цепляюсь пальцами за выступ.
— Блять! — Я бросаю взгляд вниз, где океан манит меня отпустить. Он дразнит меня, чтобы я отпустил свою хватку и соскользнул в пустоту.
— Поднимайся, Деврик. Поднимайся!
Я напрягаю мышцы и подтягиваюсь, руки дрожат от усилий.
— Поднимайся! — Его слова превращаются в болезненный визг, который бьет по моей голове.
— А-а-а! — Агония отдается в моих костях, в то время как мои мышцы скручиваются от смертельной жесткости. — Я не могу! Я сейчас умру черт возьми!
— Ты не умрешь. Затащи себя обратно на этот уступ, ты, гребаный болван!
— Нет. — Я расслабляю мышцы и повисаю в предательской хватке. — Нет, Кейдмон. Я не хочу.
— Ты нужен мне, брат. Я умоляю тебя. Попробуй.
Я представляю, как мой брат, где бы он ни был, держится. Цепляется за надежду.
И тогда я делаю вдох сквозь судорожную боль, пальцы впиваются в камень. Крепко и уверенно ухватившись, я подтягиваюсь и, прежде чем соскользнуть, быстро переставляю руки, чтобы они закрепили меня на выступе. Я отталкиваюсь ногой, используя мышцы бедра, чтобы поднять себя вверх. Общими усилиями всех конечностей мне удается втащить себя обратно на выступ и оторваться от его шаткого края. Лежа на спине, я дышу носом, отчаянно пытаясь вдохнуть воздух в легкие, которые ощущаются так, словно их сдавили железной ладонью.
Кейдмон стоит, глядя на меня сверху вниз.
— Освободи меня.
Спотыкаясь, я возвращаюсь домой, и по дороге мысли о брате отрезвляют меня. Через парадный вход я проскакиваю мимо Дмитрия, нашего дворецкого, который зовет меня, но его слова теряются в тумане мыслей, проносящихся в моей голове. Он пытается остановить меня, когда я уже подхожу к двери в подвал, но я в ярости отталкиваю его. Воздух становится прохладным, когда я спускаюсь по длинной винтовой лестнице в лабораторию отца. Крики сзади становятся все более дикими, слова в опьяненном состоянии звучат невнятно.
По длинному коридору я дохожу до лаборатории, дверь которой стоит нараспашку.
Изнутри доносятся крики брата.
Кейдмон!
Я протискиваюсь в дверь и вижу отца, стоящего над коробкой на одном из столов. Его рука обхватила маленькую видеокамеру, на лице — маска ярости и слез.
— Отец? — Я бросился к нему в замешательстве. — Кейдмон?
Он роняет видеокамеру и отшатывается назад, как будто чуть не потерял сознание.
Прежде чем он успевает поднять ее, я бросаюсь к аппарату и поднимаю его, глаза мгновенно находят маленький экран, на котором сидит привязанный к стулу мой брат. С экрана я вижу, как языки пламени вырываются из паяльной лампы, облизывая ободранные и покрытые волдырями ноги моего брата.
Паника поднимается в горле. Я падаю вперед, шлепая ладонями по бетону. Поток рвоты выливается через губы, забрызгивая пол. Еще одна порция попадает в скопившуюся жидкость и брызгает мне в лицо.
На трясущихся ногах я поднимаюсь и заглядываю в ящик. Отец бросается ко мне, но я успеваю повернуться и нанести ему один сильный толчок, от которого он падает на спину. Из ящика я достаю маленькую черную коробочку с вложенной в нее запиской:
Как и просили, мы вернули вам сына.
Дрожащими руками я открываю крышку и обнаруживаю внутри кучку пепла.
Мое дыхание учащается. Комната кружится.
Я погружаюсь в темноту.
***
— Они убили его. — Мрачный тон Барлетты вернул меня в настоящее.
Я напрягся от вопроса.
— Мне кажется забавным, что ты слушаешь эту историю так, как будто слышишь ее в первый раз.
Его брови дрогнули, задумчивые глаза забегали в темной камере.
— Я не .... Я не понимаю, о чем ты.
— Ты тот, кто отвез моего брата к его убийце. — Вот оно. Причина, по которой я забрал человека с улицы и заразил его смертоносными червями, которые начали опустошать его тело.
Месть. Месть за моего близнеца, который был жестоко убит из-за жадности. За те самые исследования, которым я посвятил свою жизнь.
Взгляд Барлетты метнулся в сторону и вернулся ко мне.
— Я? — спросил он с нервным смешком. — Нет, ты не на того напал. Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Не оскорбляй меня. В ночь на двадцать третье октября ты отвез двух подельников и моего брата в заброшенное здание за городом. Ты был последним, кто видел его живым.
Повисло молчание, он передернул плечами и засуетился, видимо, понимая, что я ни за что не оставлю его в живых.
— Я работал на этой должности всего около года.
— Работал. Так ты называешь передачу людей на убийство?
Он покачал головой, на его лице было написано отвратительное отрицание, и мне захотелось срезать его острым лезвием.
— Я ничего не знал ни о нем, ни о тебе, ни о твоем старике. Мне сказали, что я отвезу какого-то парня в одно место на восточной стороне. Я не знал, для кого и зачем.
— И все равно ты это сделал. — В моем голосе не было ни малейшего намека. Никакого сочувствия. Безжизненный, как труп. — Ты никогда не задавал вопросов и не следил за тем, чтобы убедиться, что ребенок жив. — Я пожал плечами, откинувшись в кресле. — А зачем, если ты выбил все дерьмо из своего собственного сына?
Он раскачивался взад-вперед на своем стуле.