— И где же это? — Движение его левой руки заставило меня на мгновение отвлечься.
— Ковингтон.
— Интересно.
— Чем же?
— Вы не кажетесь мне особенно враждебной. — Его глаза напоминали мне монеты тающие в пламени, жгучий металлический взгляд, согревающий мою кровь. — У меня есть дерзкая сторона.
— Я в этом не сомневаюсь. — И вот так просто приглашение к флирту. Намеренно или нет, я не могла сказать, но это было неважно. Это была возможность начать пробивать его броню.
Флиртуй, Лилия. Скажи что-нибудь в ответ. Что-нибудь остроумное, не глупое и неловкое.
— Это довольно самонадеянно с вашей стороны. Полагаете, что раз я из плохого района, то должна быть настроена автоматически враждебно.
— Реакция борьбы — это древняя часть нашего защитного механизма, которая позволила нам адаптироваться, защищаться. Выживать. Я уверен, что она хорошо послужила вам.
— Вы опять говорите о науке.
Его губы дернулись, как будто он мог улыбнуться, но не улыбнулся.
— Всегда. — Он наклонился ко мне, и я почувствовала теплый запах корицы в его дыхании поверх восхитительной пряности его одеколона. — Я не говорил, что это плохо. — Его бровь взметнулась вверх, когда он выпрямился и сунул еще один блокнот в сумку. — На этом все.
Резко кивнув, я заставила свое сердце успокоиться. Он что, флиртовал в ответ? Я не была самой остроумной и не очень хорошо разбиралась в мужчинах, но этот человек был достаточно близко к моему лицу, чтобы преодолеть невидимый барьер между профессором и студенткой.
— Подождите... Могу ли я задать вам вопрос, обещайте не сердиться?
— Наверное, нет. Но задавайте свой вопрос.
— Недавно, когда я сказала вам, что, по моему мнению, моя мать была заражена Ноктисомой, вы спросили, не местная ли она. Как вы считаете, распространена ли эта болезнь среди местных жителей?
— Распространена? Как правило, нет. У них есть свой фольклор, связанный с этими ягодами. Они считают, что это яд злых духов, и стараются держаться от них подальше. Только невежественные туристы иногда употребляют эти ягоды.
— Я почти уверена, что Андреа Кеплинг не была туристкой. — Я бы сказала, что моя мать тоже не была туристкой, но нет смысла тратить все мои новообретенные факты на одну-единственную встречу с ним.
— И я уверен, что мы уже обсуждали это. Вы опять уклоняетесь от темы, мисс Веспертин.
— Поведенческая лихорадка. Я просто пытаюсь избавиться от бесконечных вопросов, мучающих мою голову. — Это было почти преступно, как легко я чувствовала себя, флиртуя с профессором, и, что еще хуже, я даже не чувствовала, что притворяюсь.
Его челюсть сдвинулась, глаза сузились в забавном оскале. Он скрестил руки на груди и уставился на меня, его мускулы действительно натягивали ткань бедной рубашки, которая цеплялась за него изо всех сил.
— Хотя я и заинтригован, я не имею права говорить на эту тему. И я был бы признателен за прекращение дальнейших расспросов.
Он был заинтригован?
Чем? Тем, что Андреа не была туристкой? Или я действительно пробила небольшую трещину в этом суровом облике?
— Тогда просто вопрос общего характера о самом организме. Клянусь, он будет моим последним.
— Каков ваш вопрос?
— Есть какие-нибудь случаи замедленного проявления симптомов? Например, в течение многих лет?
— Многих лет? Нет. Паразит быстро приживается.
Как я и помнила из лекции, но хотела уточнить.
— Значит, они не вступают в латентную фазу, или что-то в этом роде?
Он покачал головой, запихивая стопку бумаг в сумку.
— Насколько я знаю, нет. Яйца имеют прочную внешнюю оболочку, подобную спорам, которая позволяет им противостоять агрессивной среде, например, экстремально низким температурам. — Тот факт, что небольшой участок кожи, проглядывающий между двумя верхними расстегнутыми пуговицами его рубашки, смог хоть немного отвлечь меня, говорит о притягательности этого человека. Тон его голоса, объем его знаний — в его словах легко было потеряться. — Но в конечном итоге они заражают, когда условия благоприятны, а в человеке они вполне благоприятны.
Что, впрочем, не имело смысла, когда речь шла о моей матери. За все время моего детства я не припомню случая, чтобы моя мать была хоть немного простужена, до тех пор, пока она не заболела четыре года назад. Что спровоцировало ее заражение? Связано ли это с проектом Крикссон?
Похоже, не было достаточно доказательств, указывающих на это.
— Ответил ли я на ваш бесконечный поток вопросов?
Не совсем, но я не хотела раздражать его шквалом вопросов, которые все еще крутились в моей голове. В конце концов, цель была пофлиртовать, а не вывести его из себя.
— Да. Спасибо.
Когда он поднял над головой кожаную сумку, перекрестив ее на груди, я заметила шрам на его шее, напомнивший мне, что у этого человека не было причин доверять кому-либо из студентов академии, особенно такому первокурснику, как я. Он был заклеймен как физически, так и по слухам, что укрепило его броню. Его стало труднее расколоть. То, что он вообще решил ответить на мои вопросы, было удивительно.
— Держись подальше от неприятностей, Любопытный Мотылек, — сказал он, направляясь к двери.
Любопытный Мотылек.
Прозвище.
Вполне подходящее, учитывая тот факт, что я не собиралась избегать огня.
***
— Эй, умница. Неплохой способ выставить меня в плохом свете, — сказал Спенсер, пытаясь догнать меня после уроков.
— Я не могу выставить тебя в плохом свете. Только у тебя есть такая возможность. — Я усмехнулась, закинув сумку на плечо.
— Так что там у тебя с Брамвеллом?
— Что?
— Например... то, как он смотрит на тебя в аудитории. Это странно.
— Наверное, он просто заметил, что я как бы отключаюсь.
— Нет. Это что-то другое. Например, язык тела парня. Я могу уловить это дерьмо.
Я фыркнула, пытаясь представить себе, как эти горячие и тяжелые взгляды могли выглядеть для Спенсера.
— Это то же самое, что и мужская болтовня?
— Я бы просто был осторожен...
— Осторожен. Да. Я очень осторожна. К чему эти предупреждения?
— Тебя кто-то предупреждал на счет меня?
— Вообще-то, да.
— Кто? Мел?
Я остановилась. Хотя мне и не нужна была очередная порция драмы, особенно если она не касалась меня и не происходила во время моего пребывания в университете, возможно, я могла бы прояснить некоторые вопросы в своей голове.
— А что с Мел? — спросила я, прикидываясь дурочкой.
Надув щеки, он выдохнул и засунул руки в карманы.
— Я напился. Поцеловал ее. Она взбесилась, когда я не захотел иметь с ней ничего общего, и придумала какую-то историю, что я напал на нее. Я понял, что поцелуй зашел слишком далеко, но больше ничего не было.
— Зачем ей это придумывать? Зачем это делать какой-то девушке?
— Я знаю Мел уже несколько лет. Все, что я могу тебе сказать, это то, что она не в полном порядке.
Я застонала и направилась к своему следующему занятию.
— Точно. Она, должно быть, психопатка.
Хватка за руку заставила меня остановиться, и Спенсер отпустил меня.
— Я не об этом. Истории — это ее конек. Она любит выдумывать теории заговора и обливать всех грязью. Гарантирую, если ты ее разозлишь? Она и на тебя начнет копать дерьмо.
— Тем не менее, вы оба согласны, что Доктор Брамвелл имеет какое-то отношение к Дженни Гаррик. Если это правда, то зачем посещать его занятия?
— Потому что мне нужен зачет для получения степени. Никаких других причин. И поверь мне, нелегко сидеть на занятиях, когда ты подозреваешь кого-то в чем-то подобном. Я стараюсь видеть в нем невиновного, потому что знаю, что мой друг был неправ в том, что сделал в отместку. Но то, как он общается с тобой? — Нахмурившись, он покачал головой. — Это заставляет меня снова и снова сомневаться во всем.
— В его действиях не было ничего неподобающего. — Во всяком случае, не настолько явно. За исключением того случая, когда он ругался в библиотеке. — Но мне тоже не нужно, чтобы ты меня опекал. Я сама могу о себе позаботиться.