— Не подходи ко мне! Не подходи, мать твою! — Дикие серебристые глаза светились в темноте, когда Барлетта присел в углу камеры. — Не трогай меня! — Из его груди вырвался всхлип, и он вцепился ногтями в стену, его спина сгорбилась еще больше, чем в прошлый раз, когда я его кормил. Засохшая кровь покрывала его ногти, кончики которых обломились от царапин. На его теле виднелись длинные красные следы — видимо, он каким-то образом прорезал свою кожу.
Нахмурившись, я осмотрел комнату, но не нашел ничего, кроме матраса, Библии, которую он просил у меня в прошлый визит, и маленькой пластмассовой расчески, набитой выпавшими волосами.
— Откуда у тебя эти следы?
В камере раздалось хныканье, он покачал головой и стал царапать стены еще сильнее, чем раньше.
— Пожалуйста, — прошептал он дрожащим голосом. — Пожалуйста, не делай мне больно.
На этом этапе заражения я ожидал от него большей враждебности. Большего отчаяния в попытке убежать. А вот трусить в углу — это было что-то новенькое.
— Хочешь воды?
Он тяжело дышал, явно почему-то до смерти напуганный, плотнее прижался к стене, его глаза забегали.
Нетерпеливый, я подошел к шлангу и, как и в прошлый раз, наполнил стакан наполовину. Когда я вернулся в камеру, он не потрудился подойти ближе, когда я протянул бумажный стаканчик через решетку, я поставил его на пол и отступил назад.
Он неуверенно шагнул вперед, затем остановился, переводя взгляд с меня на клетку, как бы оценивая расстояние. Его поведение напомнило мне мелкого зверька, похожего на грызуна.
— Я не собираюсь тебя трогать. Я не знаю, почему ты вдруг стал таким пугливым.
Встав на четвереньки, он прополз вперед, зачерпнул в чашке и отпил предложенную жидкость. По запястью, от нижней части ладони до локтя, тянулась длинная царапина, как будто он раздумывал, не порезаться ли поглубже.
Я снова осмотрел его камеру в поисках того, чем он мог порезаться, но самым острым предметом оказалась только расческа.
Как и раньше, он опустил стакан прижав ладони к бетону, его вырвало. Кровянистая жидкость вытекла изо рта, забрызгав бетон. Движение в луже привлекло мое внимание к четырем извивающимся в ней червям.
Застонав, Барлетта снова прижался спиной к стене.
— Черт! Черт!
— Расскажи мне, откуда у тебя эти порезы на коже.
— Ты с ума сошел? — От стен отразилось нечто среднее между всхлипом и смехом. — Ты сам их нанес! Ты сумасшедший сукин сын! — Он впился пальцами в предплечье, царапая и царапая, пока не появились первые красные капли. — Точно так же, как ты запустил в меня червей. Это ты!
Самоповреждение не было чем-то необычным для зараженных, хотя и до определенной степени, и, осматривая его бок, я предположил, что, приложив некоторые усилия, он мог сделать это сам. Учитывая галлюцинации, которыми он страдал, я бы не удивился, если бы в его голове разыгралась сцена, как что-то нападает на него таким образом.
Как бы мне ни хотелось прекратить его страдания и приступить к сбору токсина, важно было предоставить природе действовать по своему усмотрению.
И, похоже, природа уже решила судьбу этого человека.
***
Глядя на разбросанные по столу бумаги, я пытался осмыслить поведение Барлетты. Он начал входить в стадию агрессии в своей болезни. Воздействие организма, как правило, делает его жертв боевыми и жестокими, но его прежняя реакция меня озадачила.
Зазвонил мобильный телефон, и я, узнал в нем одного из своих знакомых — Джеймса, товарища по Воронам, с которым я общался некоторое время назад, и ответил на звонок.
— Да?
— Должен признать, Деврик, что задание по поиску Анджело ДеЛуки было, пожалуй, самым сложным.
— Как это?
— На этого парня действительно ничего нет. Провел некоторое время в тюрьме. Похоже, его семья выгнала его за то, что он был не в себе. У него было несколько работ. Но последнее его местонахождение было известно в Нью-Йорке около четырех лет назад.
Четыре года назад. Отлично. Этот засранец мог быть где угодно. Откинувшись в кресле, я ущипнул себя за переносицу и издал стон.
— Не знаю, видел ли ты новости пару недель назад? — спросил Джеймс, но в последнее время шквал политической чепухи, а также мои собственные заботы не позволяли мне смотреть телевизор. — Он был замешан в убийстве какого-то крупного инвестора из Массачусетса. Видимо, его имя было написано кровью на стене.
— У тебя есть фотография этого парня?
— У меня есть его старая фотография. Похоже, он сидел в тюрьме за какие-то наркотики. Его также обвиняли в торговле людьми, но прокуроры, видимо, сняли это обвинение, потому что жертва не захотела сотрудничать.
Я раздраженно выдохнул.
— Значит, у тебя нет ничего нового?
— Если не считать того убийства пару недель назад, то нет. Похоже, он связался не с тем человеком, и я думаю, что его убили самого.
У меня были смешанные чувства по этому поводу. Отчасти облегчение от того, что мне не придется выслеживать его и тащить сюда, но также и разочарование от того, что у меня не будет возможности убить его самому.
— Если бы ты мог прислать фоторобот, было бы здорово.
— Да, без проблем. Извини, что не смог найти больше, но, похоже, ФБР даже не может отследить этого придурка. Я думаю, он мертв.
— Как жаль, что так получилось.
— Да. Одним подонком в мире меньше. — Он даже не представлял, какого уровня подонком был этот парень. Я подозревал, что именно он в конце концов убил моего брата. Тот, кто мучил Кейда паяльной лампой.
Как жалко. Я мог бы заставить его страдать за это.
— Я ценю твои усилия. Если тебе удастся найти что-то еще, не стесняйся, обращайся ко мне.
— Всегда. Береги себя. — На этих прощальных словах я положил трубку.
Черт. Может, и к лучшему, что я его не нашел. Если бы я ввязался в дела ФБР, то это бы вылилось мне в копеечку, а мне это сейчас было совершенно ни к чему. Не тогда, когда я уже держал человека на краю гибели. Это был бы лишь вопрос времени, когда Барлетта сдастся. Кроме того, я уже достаточно сделал, чтобы отомстить за брата, не так ли?
Мотив похищения Кейдмона был мне ясен много лет назад, когда я впервые узнал, насколько важным было открытие моего отца и на что он пошел, чтобы защитить его. Возможность вылечить неизлечимое стоила миллионы долларов. Даже в неумелых руках преступников наука могла быть продана. Подделана. Если бы не защита Воронов и академии, я бы, наверное, оказался в такой же опасности, как и мой брат. Жаль, что мой отец никогда не признавал безжалостности, разврата, на которые готовы пойти другие, чтобы завладеть его открытием. Возможно, если бы он расширил защиту, предложенную ему, мой брат все еще был бы рядом.
Чтобы не привлекать к себе внимания, я решил приостановить преследование Анджело ДеЛуки. Все равно скоро мне придется иметь дело с трупом.
Барлетты было достаточно. Пока что.
Мой телефон снова зажужжал, и я опустил глаза, чтобы увидеть сообщение от Липпинкотта:
Ворча, я послал в ответ лишь большой палец вверх. Я ненавидел этот чертов балаган с финансированием научных учреждений. Почему богатые не могли спокойно отдать свои деньги без необходимости в икре и банальных разговорах, было выше моего понимания.
Перед тем как собрать вещи и вернуться в свою кампусную каморку, чтобы подготовиться к вечернему крестовому походу, я решил еще раз проверить Барлетту.
Тишина, воцарившаяся в темном коридоре, стала первым признаком того, что что-то не так. Звук моих шагов по бетону, несомненно, должен был вызвать у него стоны и мольбу. Только кровь, вытекающая из камеры в коридор, заставила меня замедлить шаги. Наконец я добрался до камеры, где он лежал, откинувшись на бок, прижавшись спиной к прутьям клетки.
Нахмурившись, я достал ключ, отпер дверь и, обойдя его тело, увидел совершенно жуткую картину. Одно изуродованное глазное яблоко вывалилось из глазницы, прижавшись к щеке. Второе было выколото, полностью изуродовано, по лицу сочилась кровь. В его руке был зажат грубый инструмент — заточенный кусок камня того же старческого оттенка, что и окружающие стены. Я включил фонарик телефона и провел им по камере, не обнаружив ни углублений, ни расколовшегося камня. Как он попал к нему в руки, я не мог понять. В то же время было понятно, как он справился с царапинами на своем теле, хотя найти его таким образом не представлялось возможным. Самоубийства такого рода были крайне редки. Червь искал воду, чтобы спариваться и размножаться. Чтобы жить.