Выдохнув полный ярости вздох, я передернул плечами.
— В этом нет необходимости.
— Хорошо. Я буду считать, что фингал Спенсера — это недоразумение. И я поинтересуюсь, кто, черт возьми, решил, что это хорошая идея — носить церемониальную одежду в качестве костюма. А пока возвращайся к своей работе.
Лишь малая толика уважения, которую я испытывал к этому человеку, удержала меня от того, чтобы сказать ему, чтобы он засунул свои недоразумения и мнения себе в задницу и пошел на хрен. Много лет назад, после того как мой отец окончательно отказался от Кейдмона, Липпинкотт организовал нечто вроде оперативной группы, состоящей из нескольких его тесных связей, чтобы выследить одного из тех, кто похитил моего брата. В детстве он всегда был добр к Кейдмону, относился к нему как к сыну, пока не появился Спенсер. Мне всегда было жаль его после той ночи, когда мы с Кейдмоном наткнулись на нашего отца, трахающего его жену, во время одного из званых обедов Липпинкоттов. Бедный ублюдок мало что мог сделать, ведь именно ее деньги и статус давали ему хоть какое-то влияние в университете. Он был ужасно жалок, когда дело касалось его жены, но этот человек, несомненно, поднялся по карьерной лестнице и накопил достаточно власти, чтобы не попасть в его список дерьма.
Мне не нужна была головная боль, чтобы вывести его из себя. Не сейчас, когда в моих исследованиях появились серьезные успехи.
И в одном он был прав. Мне не нужно было, чтобы Лилия все испортила. Не потому, что она была какой-то ничтожной девчонкой из Ковингтона, как он сказал, а потому, что за последние десять лет она была единственной, кто мог отвлечь меня от моих исследований.
А значит, согласие на то, чтобы она работала в моей лаборатории, было, возможно, самым глупым решением, которое я когда-либо принимал.
ГЛАВА 41
ЛИЛИЯ
Было ясно, что декан Лэнгмор не поверил мне, так как он смотрел на меня со скептицизмом, мерцающим в его глазах. Не то чтобы я винила его в этом. Играть в невежду мне не нравилось, но ради того, чтобы обеспечить себе место в лаборатории Брамвелла, я была готова рискнуть.
— Итак... давайте разберемся, — сказал он, положив руки на свой заваленный бумагами стол. — На вас в Кентерберийских садах напал какой-то человек в маске. В маске птицы, верно?
— Да. Как чумная маска. — Если это правда, что маска мне только почудилась, я не вижу никакого вреда в том, чтобы упомянуть об этом, хотя бы для того, чтобы разрушить все теории, которые они строили вокруг Брамвелла.
— Верно. А Спенсер где был?
Честно говоря, я не могла вспомнить, что именно произошло со Спенсером. Последнее, что я помнила, это то, что он побежал трусцой в сторону мавзолея.
— Он ушел.
— Он оставил вас там, чтобы на вас напал этот человек в птичьей маске?
— Да. Я не знаю, куда убежал Спенсер, но его не было рядом, чтобы помочь.
— Но вы утверждаете, что профессор Брамвелл услышал ваши крики и пришел вам на помощь.
— Да. Он сражался с человеком-птицей. — Несмотря на то, что я не видела, как это происходило на самом деле, я должна была признать, что мне нравилось фантазировать на эту тему.
— Верно. И в это время вы сбежали к себе в общежитие?
Как бы мне ни хотелось на этом закончить рассказ, я не могла ему этого сказать. У каждого общежития стояли камеры. Он бы точно уличил меня во лжи.
— Нет. Когда я уходила с вечеринки, мне было нехорошо. В итоге я потеряла сознание. Профессор Брамвелл отнес меня в свою машину, намереваясь отвезти обратно в общежитие.
— Но...
— Меня вырвало. В его машине. И я была унижена. Я попросила его остановиться, и тогда я выскочила и побежала.
— Куда?
— В часовню. — После разговора с профессором Брамвеллом я узнала, что в часовне нет камер, установленных снаружи. Видимо, Иисус не любил шпионов, и это меня вполне устраивало. Кроме того, это было единственное здание, оставленное незапертым в столь поздний час. — После случившегося я была ужасно потрясена и напугана. Я всю ночь пряталась на скамьях часовни и молилась.
— Ага... — Неверящий тон его голоса совпал со взглядом, которым он посмотрел на меня в этот момент. — Но вы не сообщили об этом в полицию кампуса?
— Нет. Я знаю, что это было неправильно, и мне следовало бы. — Опустив взгляд на колени, я судорожно сжимала руки, размышляя о том, насколько правдоподобно звучит моя ложь. Разрешалось ли оспаривать показания жертв, или это было просто негласное правило? — Но я рассказала вам об этом сейчас.
— Я разговаривал со Спенсером. Он сказал, что вам было нехорошо, когда вы уходили, и что вы действительно видели человека в саду. В чем ваши рассказы расходятся, так это в том, что он убежал. Он говорит, что что-то или кто-то напал на него. — Конечно, напал. То, как Спенсер манипулировал историями, было почти искусством. Если у меня и были хоть малейшие сомнения в том, что произошло между ним и Мел, то моя ситуация окончательно убедила меня в мысли, что этот парень был весьма подозрительным.
— Как я уже сказала, я не могу вспомнить, куда убежал Спенсер.
— Он утверждает, что это профессор Брамвелл напал на него и вырубил.
В горле заклокотало от желания подавить смех. На ум приходили лишь те несколько раз за ночь, когда я разговаривала с профессором Брамвеллом и замечала неодобрительный взгляд Спенсера.
— Это абсурд. Я видела, как профессор Брамвелл отбивался от человека в маске. Спенсер убежал.
— У Спенсера есть увечья, которые подтверждают его утверждение. Довольно неприятно выглядящий синяк под глазом.
— И что? Из-за того, что у меня их нет, мои показания ставиться под сомнения?
— Я этого не говорил. — Лэнгмор вскинул руки и покачал головой, явно испытывая дискомфорт от моего опровержения. — Эти слова не сходили с моих уст, мисс Веспертин.
— У меня есть основания полагать, что меня накачали наркотиками, сэр. — Как только я произнесла эти слова, его рот захлопнулся.
— Возможно, вам стоит подумать о проверке...
— Мне дали ноксберри. Известный галлюциноген. Я подозреваю, что Спенсер дал мне наркотик.
До этого момента я избегала обвинений, потому что если бы я обвинила Спенсера, это, несомненно, усложнило бы мою жизнь. Он был сыном Липпинкотта, а Липпинкотт был хранителем моей стипендии. Как проректор, он принимал окончательное решение о том, разрешат ли мне продолжить учебу в Дракадии, и, учитывая, что у меня наконец-то появилась возможность узнать, что же на самом деле произошло с моей матерью, я не хотела все испортить, разозлив его. Да, правильнее всего было бы донести на Спенсера, но мне не хватало доказательств, а вылететь из Дракадии из-за домыслов — было бы просто ужасно.
— Я приняла от него напиток в начале вечера — уверена, что есть несколько свидетелей с гала-вечера, на котором я присутствовала, которые могут это подтвердить. К сожалению, анализ мочи не выявляет ноксберри.
— Вы уверены, что вам дали ноксберри?
— Конечно, нет. Единственный, кто может подтвердить это, — профессор Брамвелл, но в данный момент вы можете счесть это конфликтом интересов, исходя из обвинений Спенсера. Так почему бы нам не сделать это, ведь в данной ситуации я являюсь жертвой...
Вынужденная необходимость признать это, произнести слово на букву «Ж», жгла мне язык, как кислота. В своем собственном тихом пространстве я бы справилась с гневом от того, что меня накачали наркотиками, а поскольку мои подозрения привели меня к мысли, что это был Спенсер, я постараюсь держаться от него на расстоянии.
— Чтобы не раздувать скандал, я не буду выдвигать обвинения против Спенсера. Я буду избегать его, как и следовало с самого начала. У вас есть мои показания о человеке в маске. Может быть, вы направите свои усилия на него, раз уж я говорю вам, что это он напал на меня.
К сожалению, он не отстанет, и, хотя я чувствовала себя немного неловко из-за того, что вела его за собой в этой заведомо бесполезной затее, мне не нужно было, чтобы Спенсер обвинил во всем Брамвелла — особенно после того, как я договорилась с профессором о довольно выгодной сделке. Не говоря уже о том, что Спенсер прекрасно знал, что Брамвелл на него не нападал. Вся эта ситуация выглядела несколько как акт мести, особенно если учесть, что Спенсер все еще питал неприязнь из-за того, что его друга выгнали. Я бы не удивилась, если бы он сам поставил себе фингал, как в «Бойцовском клубе».