— Во сне, — ответила она.
Мрачная боль расцвела в моей груди, когда я сорвала фотографию, прикрепленную к стене рядом с моей кроватью: мама, я и Би, сделанную примерно за два года до того, как мама заболела. Моя мама всегда излучала сияние, но в тот день, когда солнце освещало почти бордовые локоны ее волос, оно было еще сильнее. Она обладала красотой необузданного пламени, разрушительного и дикого.
Всю мою жизнь мне говорили, что я ее копия.
Но у меня никогда не было возможности стать дикой и необузданной. Я всегда чувствовала себя больше похожей на пламя в электрических каминах — фальшивка, заключенная в стекло, без особого потенциала, чтобы что-то сделать. Жизнь заковала меня в кандалы в тот момент, когда она заболела, и так или иначе, я просто не могла вырваться из этих оков.
Хотя Би тоже унаследовала некоторые черты ее характера, казалось, она получила гораздо больше черт Коннора. Если у меня и моей матери глаза были ярко-голубовато-зелеными, то у нее — лесные, как у отца. В отличие от Би, я никогда не встречала своего отца. По словам моей матери, он был бездельником, поэтому я никогда им не интересовалась.
Также, в отличие от меня, над правым глазом Би была шишка, дермоидная киста, с которой она родилась, — та, что была источником неуверенности для нее с тех пор, как она стала достаточно взрослой, чтобы ходить в школу, где ее одноклассники-мудаки подшучивали над ней. К сожалению, моя мать так и не смогла позволить себе удалить ее, поэтому она все еще немного деформирует ее глаз, хотя в последнее время ее это не так беспокоит.
Когда я смотрела вниз на свою маленькую, но разбитую семью, внутри меня закручивался и извивался змеиный ужас.
Помоги мне!
Мама, нет!
Отдаленные крики эхом отдавались в моих мыслях, и, крепко зажмурив глаза, я покачала головой.
Нет, нет. Не смотри на это. Не смотри.
Темнота просочилась обратно в уголок моего сознания, и я выдохнула, снова открыв глаза. Легкая дрожь в руке потрясла фотографию, когда я задержала дыхание.
Расслабься. Все прошло.
Я прикрепила фотографию обратно на стену, а из-под кровати достала один из черных ограничителей, которые я там прятала — буквально БДСМ-ограничитель запястья, который мне пришлось купить в магазине секс-игрушек некоторое время назад. Прикрепив один конец к металлическому каркасу моей кровати, я на мгновение остановилась, чтобы убедиться, что Анджело не решил вернуться для новых домогательств. Ничто, кроме тихих звуков квартиры — жужжания кондиционера за окном гостиной, шума машин на Пратер-стрит и приглушенной музыки из кинотеатра внизу, не наполняло маленькую комнату.
Успокоившись, я спрятала карманный нож под подушку и закрепила другой конец фиксатора на запястье. Просто липучка, чтобы в случае необходимости я могла быстро освободиться. Это было, пожалуй, единственное эффективное средство, которое удерживало меня от лунатизма, даже если оно, возможно, было не самым безопасным. Однажды я уже пробовала принимать лекарства, но без страховки это было невозможно. А учитывая то, сколько раз я оказывалась за пределами квартиры, я решила, что нужно что-то сделать. Как бы странно это ни было, но ограничитель сработал, и мне потребовалось сделать это только с одной стороны, так как потягивание и лязг металла обычно будили меня. И это хорошо.
У меня было предчувствие, что меня ждет беспокойная ночь.
ГЛАВА 4
ЛИЛИЯ
Профессор Уилкинс сидел напротив меня, его взгляд, как всегда, был суровым и непроницаемым. В отличие от кабинета других моих профессоров, его кабинет отличался богатой обстановкой: бордовые кожаные кресла, толстый письменный стол из вишневого дерева с подходящим к нему графином, лампы с естественным освещением и книжные полки позади него. Комната соответствовала характеру мужчины, так как он был, пожалуй, единственным профессором, которого я знала в Ковингтонском муниципальном колледже, который каждый день носил галстук-бабочку и говорил, как персонаж из старого фильма с Кэри Грантом.
После минутного приведения в порядок нескольких разбросанных бумаг на своем столе, он переплел пальцы и поднял на меня свой взгляд.
— Мисс Веспертин... статья, которую вы написали...
Острая боль в нижней губе напомнила мне о том, что пора перестать ее кусать — дурная привычка, которую я приобрела, чтобы не грызть ногти.
— Сэр, могу я... У меня неприятности? Я просто хочу сначала разобраться с этим. Сорвать пластырь, так сказать.
Он откинулся в кресле, разглядывая меня какое-то время.
— Нет. У вас точно нет проблем.
Облегченно выдохнув, я разжала ручки кресла, за которые цеплялась.
— Это радует.
— Статья, которую вы написали, мисс Веспертин, была весьма увлекательной. Завораживающая, со всеми подробностями. Похоже, вы обладаете исключительным пониманием вымышленного организма, о котором писали. Эти черви, которых вы описали, звучат устрашающе.
Я закрыла глаза, вспоминая тех червей, которые выскальзывали изо рта моей матери в видении, которое было у меня прошлой ночью. Всю ночь напролет меня мучили ужасные кошмары, в которых я видела, как они ползают по полу и выползают изо рта моей матери.
— Полагаю, у меня богатое воображение.
— Мне любопытно, что случилось с человеком, о котором вы писали в статье.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— В конце статьи вы не упомянули об исходе болезни. Только течение болезни, ее прогрессирование и ваши наблюдения. — Сцепив пальцы домиком, он откинулся на спинку стула, его глаза были полны беспокойства.
— Ну, я... я полагаю, учитывая тот факт, что я не придумала лекарство от этой болезни, я не хотела упоминать о ее судьбе.
— И почему вы не придумали лекарство?
Я пожала плечами, прочищая горло.
— Задание было просто написать вымышленную болезнь и ее влияние на физиологию человека.
— Что вы и сделали блестяще. Настолько блестяще, что я вынужден спросить, как вы пришли к этой конкретной болезни?
Неужели кто-то другой написал то же самое? Я не понимала, зачем он вызвал на встречу, чтобы задать мне эти вопросы.
— Прошу прощения, сэр. Я все выдумала. Вы сказали, что у меня нет проблем, но мне кажется, что вы меня в чем-то обвиняете.
Напряжение на его лице смягчилось до легкой усмешки, и он покачал головой.
— Простите меня, я не обвиняю вас, мисс Веспертин. — Вздохнув, он снова посмотрел на меня. — Организм, о котором вы написали, не выдуман. Хотя я понимаю, что существуют тысячи паразитов, но симптомы, которые вы описали, говорят именно об этом виде.
В моей груди запульсировал шок, и мой разум вернулся назад, воспроизводя его слова.
— Что вы только что сказали? — спросила я слабым голосом.
— Я сказал, что организм, описанный в вашей статье, не выдуман. Он существует.
Он существует. На самом деле.
Не выдуманный в моей голове. Нет. Этого не может быть.
— Вы шутите?
Поджав губы, он покачал головой.
— Я бы не стал вызывать на встречу из-за шутки.
За исключением того, что это должно было быть так. В течение многих лет мне говорили, что это плод моего воображения. Меня заставили поверить, что то, что я видела, было искажено травмой, вызванной самоубийством моей матери. На это ушло время, но я приняла это объяснение. Ложь, от которой моя голова защищала мое сердце, потому что в самоубийстве моей матери было мало смысла. Она слишком сильно любила Би и меня, чтобы позволить себе вот так сдаться, так ужасно закончить свою жизнь.
Внутри меня все перевернулось. Хрупкие ветки, которые поддерживали меня в истинном положении, сломались.